Ирина улыбнулась.
— Ты совсем ничего не любишь. Кошек не любишь, собак не любишь, музыку не любишь, коммунистов не любишь…
— Я тебя люблю. Ты сходи, отдышись от больницы. Сходишь?
— Конечно, — сказала Ира.
Охранник у Ирины был очень хорошенький, высокий тридцатилетний парень в безукоризненном костюме и с повадками интеллигентного бизнесмена. К музыке он, по-видимому, питал не больше интереса, чем Извольский, и во время концерта отчаянно скучал и внимательно рассматривал окружающих на предмет их возможной опасности для охраняемого объекта.
Ирина не торопилась, понимая, что сегодня в больнице у Славки и без нее найдутся собеседники, и концертный зал они покинули в пол-одиннадцатого, в толпе возбужденных и довольных слушателей. В холле к Ирине подошел красивый человек с неожиданной льдинкой в больших серых глазах.
— Простите, Ирина Григорьевна, — сказал он, — вы меня не знаете…
— Я вас знаю, — проговорила Ирина, — вы Геннадий Серов, вице-президент «Ивеко».
Она никогда не видела Серова вживе, но у нее была прекрасная память на лица, и именно это лицо было на пачке фотографий, валявшихся на тумбочке у изголовья больного Извольского.
— Ох… Извините… — Серов глядел на нее чуть исподлобья, внимательно и лукаво. Бывший летчик был красавцем и бабником, и он очень хорошо знал, какое впечатление производит на женщин его внешность. По правде говоря, он даже несколько переоценивал себя. Ибо в последние годы впечатление на женщин производила не только внешность, но и финансовые возможности человека, который, как поговаривали, стал совладельцем одного из крупнейших банков страны,
— Ирина Григорьевна, я хотел бы поговорить с вами…
— Нам не о чем разговаривать, — сказал Ирина и сделала попытку пройти.
Серов ласково взял ее за руку. Охранник насторожился. Если бы он был не человеком, а собакой, на загривке у него встала бы шерсть.
— Ирина Григорьевна! Я же не хочу вас украсть, я не делаю тайны из этой встречи…
— Нам не о чем разговаривать, — повторила Ирина, — если вы хотите, можете говорить с Вячеславом Аркадьевичем.
— Но я не могу говорить с Извольским! — всплеснул руками Серов, — вы же отлично это знаете! Меня не пустят в больницу! Со мной будет говорить какой-нибудь Черяга, а этот ваш Черяга…
Серов досадливо махнул рукой. Ирина нерешительно оглянулась на охранника, как бы ища поддержки. Тот утвердительно полуприкрыл глаза.
— Ну хорошо, — сказала неприязненно Ирина, — что вам надо?
Серов, мягко ступая, сопроводил ее в фойе, где располагались несколько уютных кафешек, выбрал пластиковый столик в углу, подальше от музыки и редких посетителей.
— Ирина Григорьевна, — сказал Серов, — меня не может не волновать то, что происходит на комбинате. Одно из лучших предприятий России катится в пропасть. Раздоры, дрязги, налоговая инспекция, железнодорожники… если отношения комбината со всем окружающим миром будут портиться с такой быстротой, то к лету комбината просто не будет…
— Вы сами виноваты, — сказала Ирина.
Серов поднял страдальчески руки. — Давайте не будем говорить о сделанных ошибках. Это неконструктивно. Конструктивно то, что у нас общий враг — губернатор. Энергетики. Налоговая инспекция, наконец… Ситуация такая — мы хотели бы объединить усилия.
— Что значит — объединить усилия?
— Мы учреждаем совместный оффшор. Прибыль комбината идет в оффшор и делится напополам между двумя хозяевами, вне зависимости от того, сколько у них акций.
— Это не со мной надо обсуждать, — сказала Ирина.
— А с кем? С Черягой? Ирина Григорьевна, в том-то и проблема, что Извольского постоянно дезинформируют о том, что происходит. Он — всецело под влиянием Черяги, а Черяга, поверьте, не лучшая кандидатура для и.о, гендиректора в такие времена. Это он испортил отношения с губернатором. Это он хамит всем, кому можно и нельзя. Он хочет, чтобы конфликт был как можно более острым. Потому что зам по безопасности распоряжается на заводе до тех пор, пока там — экстремальная ситуация. И объективно заинтересован в том, чтобы обострить ситуацию. И чтобы рассорить Извольского со всеми, кто может его, Черягу, заменить.
— И именно поэтому вы предлагали ему миллион долларов, если он станет на вашу сторону? Серов был искренне изумлен.
— Мы? Когда?
— В самом начале. Он об этом рассказывал.
— Абсолютное вранье, — усмехнулся Серов, — очередной образец вранья Черяги. Ирина встала.
— Вы мне все сказали, что хотели?
Серов поклонился, с легкой бесцеремонностью изловил руку Ирины и прижался губами к узким и длинным пальцам с коротко остриженными ногтями.
— Вы очаровательны, Ирина Григорьевна, — сказал он. — Я, честное слово, завидую Извольскому. Я был бы рад оказаться на больничной койке вместо него.
Поклонился, по-военному щелкнул каблуками и побежал к выходу. На узкой ладошке Ирины остался влажный след от губ Серова. Ирина отыскала ближайший туалет и долго и с ожесточением мыла руки. Ей