— Вы, говорят, с Черягой чего-то там не поделили?

— Да что я там не поделил, — с досадой сказал федякин, — на глазах гробят завод.

— Как — гробят? Вы уж извините, я в этих финансовых делах хуже вас рублю…

И хотя было чрезвычайно сомнительно, что вице-президент крупного банка понимает в финансах хуже, чем сибирский замдиректор, сейчас, при уютном свете свечей и за бокалом коньяка, это казалось так естественно: ну что, в самом деле, взять с бывшего военного пилота…

— А что объяснять-то? «Стилвейл» с декабря за металл не платит. А у нас прокат отгружен вперед на шесть месяцев. И контракт Черяга со «Стилвейл» подписал на всякий случай, мол, комбинат обязуется поставлять ей сталь до 2008 года… То есть она может не платить, а по контракту комбинат обязан поставлять!

— Совсем не платит? — изумился Серов.

— Совсем, Ни копейки за месяц комбинат не получил.

— А зарплаты?

— А на зарплаты ссуды из банка берем. Налоги платит кредитами… Через два месяца при таких темпах мы «Металлургу» полмиллиарда задолжаем. А что это значит?

— Что? — со вниманием поддакнул Серов.

— Что они считают, что проиграют иск! Тактика выжженной земли! Уж если отдавать крепость врагу, то не иначе как одни головешки. Уж если отдавать завод, так не иначе как с долгом в полмиллиарда… То есть может, иск они и выиграют. Но страхуются. Мол, если выиграем, все обратно вернем, а если проиграем, то уедем на Сейшелы.

— Почему на Сейшелы? — поинтересовался Серов. — У Черяги там что, вилла?

— Да нет, я к слову… Знаете, если кто вложил в экономику Сейшел двенадцать миллионов баксов, так тут же становится почетным гражданином. Вот и вложат.

— Ну, за такие дела можно и с Сейшел вытащить.

— Вытащишь, как же. За такие деньги все Сейшелы можно купить. Сказать — давайте, ребята, я в вас сто миллионов вложу, но законы у вас должны быть такие и такие…

Федякин с досадой стукнул кулаком по столу.

— Это все Черяга! — заявил он. — Откуда он взялся на нашу голову! Пришлый человек, почти москвич…

— Ну, вряд ли Черяга действует без санкции Извольского…

— Не порите чепухи! Вы Сляба не знаете! Он бы сам завод гробить не стал, если бы этот следак возле него не крутился! Сидит, как регент.

— Но ведь вы у Извольского были? Он разве вас не выслушал?

— Да чего — выслушал! — Федякин с ожесточением махнул рукой. — Ему Черяга что вдует в уши, то он и слышит… А Черяга уже меня расписал…

Зам обиженно всхлипнул.

— Вон, — добавил он с каким-то детским ожесточением, — я ему баночку с женьшенем привез. Настоящий женьшень, по моему наказу друзья у китайской границы собирали… Велел Ирине в тумбочку поставить, даже спасибо не сказал…

— Да, надо что-то делать, — с сочувствием вздохнул Серов.

Но Федякин как будто и не слышал.

— Кто он такой, вообще! Как финансист — ноль! Как производственник — ниже нуля! И.о, султана! Нет директора, кроме Сляба, и Черяга — пророк его! Ведет себя как бандит, ну ладно отморозков этих расстреляли, так ведь начальнику налоговой инспекции угрожал! И это ему Сляб спустил с рук! Зато как влез наверх, всех начал давить, У Володи Калягина помещение отобрал, представляете?

— А Калягин — это кто? — уточнил Серов.

— Начальник промполиции. Они всегда друг с другом не ладили, потому что оба отвечали за безопасность. А теперь он Камаза на смену Калягину растит! Ну ладно, Калягин хоть бывший мент, а Камаз кто? Долголаптевский бригадир. Дожили!

Федякин спохватился, посмотрел на часы, и крикнул официанта:

— Счет, пожалуйста! Черт, в кои-то веки в театр выбрался, и то опаздываю…

— Я заплачу, — поспешно сказал Серов.

— Да уж сиди ты, банкир! Вы, что ли, лучше? Из-за вас, козлов, весь бардак…

И взъерошенный зам, получив из рук официанта счет и карточку, поднялся и решительным шагом поспешил к выходу.

Было уже девять часов вечера, в громадном здании «Ивеко» в большинстве кабинетов погас свет, и только на десятом — директорском этаже — горел он еще почти в каждом помещении.

В комнате отдыха Иннокентия Михайловича Лучкова, начальника службы безопасности банка, сидели двое: сам Иннокентий Михайлович и душка-пилот Серов. Перед ними работал видеомагнитофон, и смотрели они самый увлекательный на свете фильм — недавнюю беседу Серова с Федякиным, снятую потайной камерой из небрежно брошенной на стол папки.

Иннокентий Михайлович включил перемотку, дошел до того места, где Серов спросил: «Ведь вы же говорили с Извольским», нажал на «стоп» и прокомментировал: