Судья Баланова сурово прервала адвоката:
— Мы сами разберемся, кто и почему давит на суд! Немного посовещалась со своими коллегами и объявила:
— Суд удаляется на совещание.
Участники процесса, толкаясь, вышли один за другим из зала.
Денис с Вайлем и несколько московских адвокатов собрались в кружок. Вайль был красный как рак, на висках от огорчения застыли маленькие капельки пота. Адвокаты сурово допрашивали его по поводу отпечатков пальцев.
— Не здесь, — негромко сказал Денис, и адвокаты испуганно замолчали.
Денис поманил Калягина пальцем.
— В прокуратуре лежат бумажки на Брелера, — сказал он. — Можешь забирать его в Ахтарск. Калягин взглянул на часы.
— Я на приговор не останусь, а? — спросил он. — Вроде и так все ясно.
— Во всяком случае, так меня уверял Трепко, — сказал безразлично Денис.
Начальник промышленной полиции города Ахтарска бросился вниз по лестнице.
Суд совещался минут двадцать. В половине шестого всех пригласили в зал. Судья Баланова строго откашлялась, поправила красный бантик на кружевной кофточке, и, глядя в исписанный от руки лист, объявила:
— В связи со вновь открывшимися обстоятельствами суд в двухнедельный срок требует провести экспертизу подлинности выписки из реестра, представленной истцом. Следующее заседание суда состоится 7 января.
Кто— то из заводских растерянно охнул. «Сукин сын губернатор, -подумал Черяга, — торгует собой, как блядь привокзальная».
У выхода его ждала довольно красивая, уверенная в себе журналистка лет двадцати восьми. Кажется, из какой-то влиятельной газеты.
— Денис Федорович, — спросила она, — вы ожидали такого решения суда?
— Без комментариев, — буркнул Денис.
— Скажите, а можно поговорить с Вячеславом Извольским?
— Вряд ли.
— Что вы скажете по поводу подлинности договоров и передаточного распоряжения?
— Я все сказал в суде.
Денис повернулся и пошел к выходу.
— Денис Федорович!
Денис приостановился. Журналистка нагнала его.
— Вы зря так ведете себя, Денис Федорович, — сказала журналистка. — Если газетчик прилетел на подвернувшемся самолете, это еще не значит, что его купили. Это просто значит, что редакция сэкономила деньги на билете. А вот если ему нахамили, он звереет. Как мы сможем изложить вашу точку зрения, если на наши вопросы вы говорите: «пошли вон»?
Денис помолчал, оглядел журналистку с ног до головы.
— Вас как зовут? — спросил он.
— Лида. Лида Воронова. Мы с вами, между прочим, уже раза три встречались.
— Я должен возвращаться в Ахтарск, — сказал Денис, — если хотите, поедем вместе.
— А самолет? — встревожилась журналистка. — И потом мне статью надо переправить…
— Устроим, — пообещал Денис.
Ахтарск находился в ста двадцати километрах от областного центра — расстояние по сибирским масштабам просто смешное. Доехали за час, и как-то так разговорились в дороге, что поехали не в гостиницу, а сразу в загородный дом Черяги.
Журналистка оказалась смешливая и веселая. У нее был муж-бизнесмен, занимавший приличную должность в какой-то западной фирме, отец-профессор и, видимо, целая куча любовников, встречи с которыми рассматривались как приятное и ни к чему обе стороны не обязывающее развлечение. Статью она успела настрочить на собственном портативном компьютере, пока Денис совещался по телефону.
В постели она была приятная на ощупь, и только один раз очень сильно обиделась, что Денис в самый ответственный момент назвал ее не «Лидой», а «Ирой».
Лида улетела в Москву на следующее утро, за счет комбината, предварительно взяв с Дениса обещание, что он устроит ей интервью с Извольским.
Вовка Калягин появился в областном СИЗО уже после шести вечера.
— Брелер? — поскреб затылок дежурный. — Слышь, а Брелер у нас где? В восьмой?
— В тридцать шестую перевели, — раздался голос из селектора.
— Как — в тридцать шестую? — побледнел Вовка Калягин. — Он же в восьмой сидел?
— Да сегодня начальство приехало, распорядилось, нехай сидит как все…