На крыльцо хозяйского дома, переговариваясь между собой, начали выходить ратнинские и погостные десятники. Судя по оживлению людей боярина Федора, решение о продолжении похода было принято, и предвкушение богатой добычи несколько поумерило «болезнь красных глаз», поразившую погостных ратников.
На общем фоне заметно выделялся десятник Тихон — смурным видом и цветущими во всю рожу синяками, судя по всему, дядюшка Лука крепко «поучил» племянника за забывчивость, а потом предъявил «свидетельства педагогического воздействия» Корнею, чтобы сохранить за Тихоном должность десятника. После славной победы над превосходящими силами противника, особенно если учесть, что сотня одержала победу именно на переправе, а значит, смыла с себя позор поражения, пережитого во время последнего похода на Волынь, Корней должен был быть в добром расположении духа и вполне мог удовлетвориться «семейным воспитанием» в исполнении Луки.
Мишка уже собрался пройти мимо десятников в дом, как вдруг на плечо его опустилась тяжелая рука и над головой раздался голос десятника Фомы:
— Куда разогнался, мелкота?
Первой, уже привычной реакцией была попытка имитировать поведение подростка — вывернуться и сказать что-то типа: «Пусти, меня дед позвал», но Мишка сдержался. Остановившись — Фома держал крепко, — Мишка, не глядя на десятника, раздельно произнес:
— Руки. Убери.
Фома, как и следовало ожидать, не послушался, а, рывком развернув отрока к себе лицом, угрожающе произнес:
— Чего это тут щенок тявкает?
— Боярич идет к боярину, — все так же подчеркнуто членораздельно ответил Мишка, — и не твоего ума дело зачем!
Фома даже не удостоил его традиционного вопроса: «Что ты сказал?» — просто пихнул так, что Мишке, во избежание падения, пришлось сделать несколько шагов назад. Рука сама дернулась к оружию, и опять пришлось сдержаться, и не потому, что Фома легко справился бы с подростком голыми руками, а потому, что сейчас нужен был не Бешеный Лис, а боярич Лисовин, и только боярич Лисовин.
Фома шагнул было следом за отступившим Мишкой, занося руку для затрещины — настоящего боевого удара сопляк не заслуживал, — но его вдруг придержал десятник Егор.
— Погоди, Фома, остынь.
— Не лезь! — Фома отшвырнул руку Егора. — Наглых сопляков…
Краем глаза Мишка уловил торопливый шаг с крыльца Луки Говоруна и появление в поле зрения молчаливой фигуры Немого.
— Правильно! — не дал договорить Фоме Егор. — Надо учить! Но по-другому!
Шагнув вперед, Егор заслонил Мишку от Фомы и совершенно неожиданно спросил:
— Твой болт?
Вообще-то можно было бы и не спрашивать — лежащий на ладони у десятника самострельный болт хоть и был весь в засохшей крови, но метка «Лис» читалась без труда.
— Мой! — подтвердил Мишка.
— Добро. — Егор кивнул. — Теперь я должник Корнея.
Ситуация была понятна: болт — тот самый Мишкин выстрел, который спас Егора, когда его, придавленного упавшим конем, пытался зарубить журавлевец; быть же должником мальчишки, в соответствии с канонами патриархального общества, зрелому мужу, да еще десятнику, невместно. В соответствии с теми же канонами, Мишке следовало всячески отнекиваться от похвалы, даже высказанной в такой завуалированной форме. Именно это он старательно и исполнил, изобразив все в таком виде, будто отроки лишь слегка помогли второму десятку, и то только потому, что им разрешили это сделать, а вот сам Егор, кинувшись в атаку втроем против семерых, спас мальчишек от полного истребления.
Присутствующие благосклонно выслушали Мишкин экспромт, только Фома злобно покривился, а Лука преувеличенно горестно вздохнул и глянул с немым упреком на Тихона. Егор выслушал Мишкины славословия как само собой разумеющееся, снова кивнул и, обернувшись к Фоме, демонстративно крутанул на пальце серебряное кольцо.
— Пойдем-ка, Фома. — Егор еще раз крутанул кольцо. — Чего-то скажу…
Смысла пантомимы с кольцом Мишка не понял, но путь был свободен, и он двинулся к крыльцу хозяйского дома.
В горнице было душно — полтора десятка мужиков сидели тут не меньше двух часов. Две лучины, потрескивающие в светцах, тоже кислороду не добавляли. Правда, легкий сквознячок, протянувшийся от распахнутой двери к волоковому окошку, нарушил неподвижность атмосферы, но трудиться над освежением воздуха ему предстояло еще долго.
— Господин воевода! Отрок Михаил по твоему приказу явился!
Дед выглядел усталым, но довольным. Кивнув в ответ на Мишкин доклад, он переглянулся с сидящим рядом боярином Федором и обратился к Лавру, непонятно как затесавшемуся в компанию десятников, присутствовавших на совещании:
— Ну Лавруха, ты Михайлу хотел? Вот тебе Михайла!
— Благодарствую, батюшка. Проходи, племяш, садись. — Лавр переложил с лавки на стол трофейный шлем, снятый с кого-то из журавлевцев. — Ты, Мишаня, помнится, что-то подобное из воска слепил. Так?
— Так, дядя Лавр. Почти такой же.
Шлемы ратнинских воинов, да и большинства других ратников, которых довелось видеть Мишке, хотя и отличались отдельными деталями, изготовлялись в общем-то по одному типу. Сферическая тулья, склепанная из четырех сегментов, либо наложенных внахлест, либо скрепленных перекрещивающимися металлическими полосами. К тулье, тоже на заклепках, крепился околыш, а к нему полумаска.
Сейчас на столе перед Мишкой лежала совсем иная конструкция, более соответствующая, на его не очень просвещенный взгляд, веку XV или XVI. Идущий ото лба до затылка гребень, козырек, стрелка, защищающая лицо от поперечного удара, нащечники и сегментный назатыльник. Мишка взял трофейный шлем в руки и заглянул внутрь. Как он и ожидал, внутри оказалось ременное оголовье, амортизирующее удары по шлему. Шлемы всех журавлевцев, составлявших отряд Эрика Гунарсона, были такими же.
— Ну что скажешь? — прервал Мишкины размышления дед.
— А что говорить-то?
— Все, что можешь, то и говори. — Дед сделал предостерегающий жест в сторону Лавра. — Лавруха, а ты помалкивай, пускай сам соображает!
Мишка глянул на Лавра, тот в ответ слегка развел руками и сделал страдальческое лицо. По всей видимости, на собрание десятников его пригласили в качестве «эксперта по вооружениям», но дед, наверное, его пояснениями остался неудовлетворен.
— Ну… — неуверенно начал Мишка, подводить Лавра не хотелось, но кто ж его знает: что он сказал,
