ее этическая система: 'Люби врага своего. Плати добром за зло. Справедливость и милосердие — краеугольные камни, праведной жизни, справедливость потому, что ее требует природа, а милосердие потому, что справедливость разъедает душу'.
— Что-то знакомое.
— Возможно, существует единственная этическая система для всех разумных видов. Хотя у 'немых' она, по-видимому, не имела успеха.
— Ты именно это хотела мне показать?
— Нет. Минуточку. — Чейз вернула на экран титульный лист и указала на посвящение. 'Лейше Таннер'.
Никто из библиотекарей не знал о Паррини. Для них он был всего лишь парой кристаллов в библиографическом зале и тремя коробками документов в хранилище. А может, там было четыре коробки? Точно никто не знал. По нашей просьбе коробки спустили в просмотровую комнату и продемонстрировали их содержимое. Мы обнаружили студенческие доклады, списки учеников, финансовые записи, устаревшие еще при жизни Паррини: счета за мебель, произведения искусства, книги, одежду, скиммер.
— Должно быть что-то еще, — сказала Чейз, когда мы сняли обручи и приступили к обеду. — Мы не там ищем. Составив первый том, Паррини просто не мог создать большой задел материалов для следующих книг.
Я согласился и предложил начать с литературного отдела.
Джейкоб уже держал наготове код связи, и сразу же после обеда мы подключились к убогой конторе с потрепанной мебелью, в которой находились два скучающих молодых человека. Задрав ноги и скрестив руки за головой, они развалились у старинных терминалов. Один — очень высокий, почти двух с половиной метров, другой — среднего роста, с ясными дружелюбными глазами и рыжеватыми волосами. На мониторе быстро мелькали отрывки текстов, но никто не обращал на них внимания.
— Да? — спросил тот, что пониже, слегка выпрямившись. — Чем могу помочь?
Он обращался преимущественно к Чейз.
— Мы проводим исследование о Чарлзе Паррини. Нас особенно интересуют его работы по Уолдорфу Кэндлзу.
— Паррини — жалкий писака, — сказал высокий, не меняя позы. — Скембли гораздо лучше разбирается в Кэндлзе. Или Кестлер. Черт, почти любой, кроме Паррини.
Первый, нахмурив брови, представился:
— Корман. Зовут Жак. А это Тэкстер.
Губы Тэкстера слегка приоткрылись.
— Что вам нужно? — спросил Корман, изучающе рассматривая Чейз. Она ему явно понравилась.
— Знаком ли вам перевод Тулисофалы? Почему Паррини посвятил его Лейше Таннер?
Корман усмехнулся, явно пораженный.
— Потому что, — он впервые взглянул в мою сторону, — она первая предприняла серьезную попытку перевести ашиурскую литературу. Никто ее, конечно, уже не читает. Современная филология более совершенна. Но Таннер проложила дорогу.
Чейз кивнула в своей лучшей академической манере.
— Вы читали работу Паррини об Уолли Кэндлзе? — спросила она, произнося слова отчетливее, чем обычно. — 'Письма'?
Тэкстер вставил ногу в открытый ящик стола и подвигал его туда-сюда.
— Слышал о ней, — ответил он.
— Должны быть дополнительные выпуски. Они были составлены?
— Насколько я помню, — сказал Тэкстер, — он умер, не дойдя до середины проекта.
— Это правда. — Чейз перевела взгляд с одного на другого. — Может, кто-нибудь другой закончил начатое им?
— Не думаю.
Тэкстер растягивал слова. Очевидно, он не имел ни малейшего представления о предмете разговора. Он попытался улыбнуться, получил в ответ ободряющую улыбку Чейз и проконсультировался с компьютером.
— Нет, — сказал он через несколько секунд. — Только том первый. Потом ничего.
— Доктор Тэкстер, — я присвоил парню звание, которое вряд ли у него было, — что могло случиться с записями Паррини после его смерти?
— Мне придется это выяснить.
— Пожалуйста, — попросила Чейз. — Вы бы нам очень помогли.
Тэкстер выпрямился.
— Хорошо, я могу это сделать. Где вас найти?
Казалось, он обращается к телу Чейз.
— Вы можете дать нам ответ сегодня вечером?
— Возможно.
— Я вернусь, — улыбнулась Чейз.
После смерти Чарлза Паррини его документы попали в руки Адриана Монка, с которым он тесно сотрудничал. Тот должен был закончить второй и третий тома писем Кэндлза, но в то время работал над ныне забытым историческим романом 'Маурина', эпическим изложением эпохи Сопротивления, увиденной глазами молодой жены Кристофера Сима. В результате он не закончил ни свой роман, ни собрание Кэндлза, а бумаги Паррини дочь Монка подарила библиотеке университета Маунт-Табор, где ее отец когда-то получил диплом.
Маунт-Табор расположен неподалеку от Бельведера, сравнительно небольшого городка в южном полушарии, находящимся в восьми часовых поясах от нас. Название университета — Гора Табор — несколько сбивало с толку: местность вокруг Бельведера абсолютно ровная. Как выяснилось, это учреждение основано церковью, а Маунт-Табор — библейское название.
Через несколько минут после того, как Чейз вторично переговорила с Тэкстером, мы оказались перед роботом, который присматривал за библиотекой университета после ее закрытия. Никаких неопубликованных материалов не было зарегистрировано ни под фамилией Монк, ни под фамилией Паррини.
Утром, к открытию библиотеки, мы вернулись. Молодой ассистент, к которому мы обратились с вопросами, проверил свой банк данных, отрицательно качая головой после каждого вопроса.
— Ни Монка. Ни Паррини. Извините. Хотел бы вам помочь.
То же самое сказал нам и робот, но с людьми легче разговаривать.
Мы настаивали, что материалы должны быть где-то у них, в конце концов молодой человек вздохнул и переключил нас на смуглолицую даму. Плотная, черноволосая, с резкими манерами, она всем своим видом давала понять собеседнику, что ее время — вещь драгоценная.
— Если что-нибудь появится, мы немедленно с вами свяжемся, — ответила она категоричным тоном, собираясь уйти. — Оставьте, пожалуйста, ваш код в регистратуре.
— Если их нет сейчас, — сказал я, — то они не появятся. Бумаги Паррини были подарены университету более двадцати лет назад.
Она остановилась.
— Ясно. Это произошло еще до меня, и, очевидно, их у нас нет. Нам дарят огромное количество рукописей, которым наследники, как правило, не смогли найти применения. К сожалению, мистер Бенедикт, мы склонны преувеличивать значение почивших близких для потомков... Вероятно, вам нужно справиться в литературном фонде.
— Я был бы вам
Я еще никогда не пытался подкупить кого-либо, поэтому чувствовал себя не в своей тарелке. Бросив косой взгляд на Чейз, я заметил ее старательно сдерживаемую улыбку.
— Я бы с удовольствием взяла ваши деньги, мистер Бенедикт, но это не принесет вам никакой пользы. Если материалов нет в каталоге, значит их нет здесь вообще.
Я поинтересовался, не вызовет ли беспокойства в Совете попечителей Маунт-Табора сообщение о
