Ему даже не понадобилось смотреть на хохолок белой цапли, украшавший драгоценную рукоять фамильной сабли, чтобы узнать старого князя Лентовского.
– Это за мной, что ли? – растерянно пробормотал Мардула, озираясь по сторонам подобно волку в кругу облавы.
– Да нет, приятель, это за мной, – против воли горько усмехнулся Михал.
Разбойник в раздумье почесал затылок, еще раз глянул на подбоченившихся гайдуков – и вдруг змеей нырнул в кусты, мгновенно растворившись в лесу.
Как Михал и предполагал, гнаться за Мардулой никто не стал – не по его гулящую душу явился в Подгалье князь Лентовский со своими людьми.
– Сдавайся, убийца! – крикнул один из гайдуков, похоже, старший. – Кидайся князю в ноги, сапог целуй – может, сжалится их ясновельможность!
Сам князь не удостоил Михала ни словом.
Деваться воеводе было некуда, оружие его осталось в Шафлярах, бежать наугад от верховых не имело смысла, так же как надеяться, что на выручку к нему из Виснича явятся графские люди под предводительством тестя Казимира, – и Михал понял, что пришла пора умирать.
Умирать, понятное дело, не хотелось, но Михалек давно свыкся с мыслью о собственной смерти; тем паче что живым сдаваться князю хотелось еще меньше. Воевода Райцеж хорошо представлял себе, какую смерть способен измыслить искушенный в пытках и не отягченный совестью старый Лентовский для убийцы своего сына-наследника.
– А вы берите меня, не стесняйтесь! – зло усмехнулся воевода. – Три десятка озброенных на одного безоружного – чего уж там! Надо ж когда-нибудь княжеское жалованье отработать, хлопы немытые!
И презрительно сплюнул под копыта княжескому жеребцу.
Он нарочно пытался вывести из себя Лентовского и его гайдуков: один удар сабли или меткий выстрел – и все будет кончено сразу, без мучений.
– Ну что, храбрецы?! – подзадорил он замявшихся врагов. – Кто хочет
Если кто-нибудь приблизится, тогда появится возможность отобрать саблю или нож, и гайдукам после этого наверняка придется убивать воеводу, собравшегося умирать в хорошей компании.
– Легкой смерти хочешь, пся крев? – голос князя был подобен хриплому карканью ворона. – Так и быть, подарю я ее тебе, как просишь!
Князь кивнул старшему из гайдуков, и тот вскинул к плечу рушницу – неизвестно, в шутку или собираясь стрелять всерьез.
В следующее мгновение, как показалось Михалу, сам сгустившийся воздух лихо и коротко присвистнул, и тонкая ясеневая стрела выросла из горла гайдука, пробив его насквозь. Все на какой-то миг замерло, потом гайдук медленно завалился на бок и мягко сполз с седла. От падения взведенная рушница выстрелила, и на другой стороне просеки дико заржала, метнулась в сторону и рухнула наземь одна из лошадей, придавив отчаянно ругающегося всадника.
– Следующая стрела – твоя, князь. Так что думай, – раздался из чащи совершенно спокойный голос; Михал лишь с некоторым опозданием узнал в нем голос Мардулы и невольно восхитился: «Молодец разбойник! А я-то думал – испугался, деру дал от греха подальше…»
Почти сразу же совсем из другого места раздался пронзительный заливистый свист, чаща откликнулась тройным таким же свистом, а откуда-то из глубины леса донеслось насмешливое уханье, к которому филин, ясное дело, не имел никакого отношения.
Князь явно колебался, а гайдуки без его приказа тоже не решались двинуться с места. Никому не хотелось разделить участь собрата, валявшегося на земле в луже собственной крови со стрелой в горле.
И тут на сцену выступил до поры до времени всеми забытый солтыс Ясица Кулах. Его молчаливый брат Кшиштоф остался сидеть на краю просеки, и было непонятно, интересует ли его происходящее хоть в какой-то мере.
– Я солтыс Ясица, которого глупые люди еще Маршалком кличут, – объявил старик, выходя на середину просеки и глядя князю прямо в глаза. – Может, слыхал, твоя ясновельможность?
Лентовский хмуро кивнул – слыхал, мол.
Чем несказанно удивил Михала, не ожидавшего от магната Лентовского такой осведомленности о делах, творившихся в Подгалье.
– Спросить у тебя хочу, князь, – продолжил солтыс. – За спрос, как говорится, не бьют в нос, значит, можно… За что пана воеводу на тот свет отправить хочешь?
– Сына он моего убил, – нехотя процедил сквозь зубы Лентовский, легонько поглаживая сабельную рукоять.
– Убил? Страсти-то какие! Слыхал, Кшиштоф?! Ну ладно, молчи, ты у меня молчун… В честном поединке убил или из-за угла подкрался?
– Не твое дело, старик! – отрезал князь. – Худородный шляхтишка, пахолок этого выскочки Висничского, убивает наследника Лентовских – и чтобы я промолчал да утерся?! Не бывать тому!
– Худородный, говоришь? – искренне удивился старик. – А я-то, дурень, полагал, что честь шляхетская – одна на всех! Выходит, обманывался! Слышишь, Кшиштоф? Выходит, воевода на княжича один на один идет, а князь на воеводу тремя десятками гайдуков лезет! Вот уж не ждал, не гадал!
– Некогда мне с тобой разговоры разговаривать, солтыс Кулах! – Гайдуки оторопело переглядывались: грозный Лентовский явно пытался скрыть свою неуверенность. – И не стой на дороге, старик, добром прошу! На тебя я зла не держу, но, не ровен час, под копыта или под пулю попадешь, тогда на себя пеняй!
