— Не простой парижанин, а довольно заметная личность, — поправил он.

— Ты его знал?

— С тех пор, как начал работать в уголовной полиции.

— А почему они решили выбросить труп на авеню Жюно?

— Пока мне еще ничего не понятно, — признался он. — Тем более, что у Марсиа в кармане лежал пистолет.

— Ну и что?

— Странно, почему он не выстрелил первым… Вероятно, он был чем-то взволнован или удивлен.

Мегрэ в халате опустился в кресло, снял телефонную трубку и набрал номер уголовной полиции.

Люка, отдежуривший ночью, уже преспокойно спал дома. К телефону подошел Жанвье:

— Устали, шеф?

— Нет. Кажется, дело сдвинулось. Ты в курсе?

— Да, просмотрел газеты, свежие рапорты, в частности, рапорт комиссара XVIII округа… Еще звонил доктор Бурде.

— Что он сказал?

— Стреляли с расстояния в метр, может быть, полтора. Оружие — скорее всего, «бульдог» калибра 32 или 38.

Пуля в лаборатории. Что касается бедняги Марсиа, то смерть наступила почти сразу от внутреннего кровоизлияния.

— Он потерял много крови?

— Очень мало…

— У него было больное сердце?

— Бурде этого не сказал. Хотите, я ему позвоню?

— Я сам позвоню. Я буду у себя, наверное, после полудня. Если узнаешь что-нибудь новое, позвони мне.

Через несколько минут он уже говорил по телефону с доктором Бурде.

— Вам, вероятно, удалось поспать, — сказал он Мегрэ. — А вот я работал до девяти утра, потом мне принесли еще одного пациента, вернее, пациентку.

— Скажите, доктор, вы чего-нибудь не заметили помимо раны, ну, допустим, симптомов болезни?

— Нет. Это был здоровый человек, прекрасно сохранившийся для своего возраста…

— А сердце?

— Насколько я могу судить, сердце было в хорошем состоянии…

— Благодарю вас, доктор.

Но ведь Лина, белокурая жена Марсиа, сказала, что время от времени ее муж ходил на консультацию к профессору Жардену. Он позвонил профессору домой, но, не застав, связался с больницей.

— Извините за беспокойство, господин профессор…

Говорит комиссар Мегрэ. Кажется, сегодня ночью умер один из ваших пациентов… Ужасная смерть… Я говорю о Морисе Марсиа…

— Хозяин ресторана на Монмартре?

— Да.

— Я консультировал его один-единственный раз. По-моему, он собирался застраховать свою жизнь и перед официальным врачебным осмотром захотел показаться врачу по своему выбору.

— И что же?

— Сердце прекрасное.

— Благодарю вас…

— Ну что, — спросила мадам Мегрэ. — Он был болен?

— Нет.

— Почему же его жена тебе сказала?

— Я знаю не больше, чем ты. Дай мне еще чашку кофе.

— Что тебе хочется на обед?

Он еще не забыл о беспокоившей его ночью тяжести в желудке.

— Ветчину, картошку с маслом и зеленый салат…

— И это все? Ты объелся моими цесарками?

— Да нет… Просто мы с Пардоном слишком налегли на сливянку… Не считая того, что вино…

Он поднялся, вздыхая, и зажег свою первую трубку, потом расположился у открытого окна. Не прошло и десяти минут, как зазвонил телефон.

— Алло, шеф! Это Жанвье. Ко мне только что приехал инспектор Луи из IX округа… Он надеялся повидать вас… Похоже, он хочет рассказать вам что-то интересное… Он спрашивает, можно ли прийти днем.

— Пусть приходит ко мне в кабинет к двум…

Луи — странный человек. Он стал вдовцом лет пятнадцать назад и до сих пор одевался во все черное, словно все еще носил траур по жене. Коллеги между собой называли его Вдовцом.

Он никогда не смеялся и не шутил. Если дежурил у себя в кабинете, то работал без передышки. Поскольку он не курил, то даже не тратил время на то, чтобы раскурить трубку или зажечь сигарету.

Чаще всего он работал вне стен полиции и, как правило, по ночам. Он знал как свои пять пальцев квартал Пигаль.

Если Луи вызывал к себе на допрос проститутку или сутенера, то всегда имел на то веские основания. Поэтому местная публика поглядывала на него с опаской.

Он безвыездно жил в квартире по другую сторону бульвара, на улице Лепик. Он и родился в этом квартале. Его часто видели в магазинах, куда он сам ходил за покупками.

Он доподлинно знал родословную всей местной шпаны, историю всех девиц легкого поведения.

Луи заходил в бары, никогда не снимая шляпы, неизменно заказывал бутылочку виши и долго сидел, поглядывая на посетителей. Иногда обращался к бармену:

«А я и не знал, что Фрэнсис вернулся из Тулона». — «Вы точно знаете?» — «Он сейчас заметил меня и скрылся в туалете». — «Я еще его не видел… Странно… Обычно, приехав в Париж, он заходит поприветствовать меня». — «Вероятно, я его спугнул». — «С кем он был?» — «С Мадлен». — «Это его прежняя».

Луи никогда ничего не записывал, но тем не менее имена, фамилии и прозвища всех этих дам и господ хранились в его памяти, как в хорошей картотеке.

Улица Фонтен относилась к его участку и, должно быть, он знал о месье Морисе намного больше, чем Мегрэ и все остальные. Кроме того, раз он сам явился на набережную Орфевр, то, наверное, не случайно. Ведь он был человеком робким.

Луи прекрасно понимал, что выше звания инспектора ему не подняться, и благоразумно смирился с этим, работая не за страх, а за совесть. Работа была единственной его страстью, и он посвятил ей всю свою жизнь.

— Я спущусь купить ветчины… — сказала мадам Мегрэ.

Мегрэ смотрел, как она шла в сторону улицы Серван.

Ему повезло с женой, и он благодарно улыбнулся.

Сколько времени успели прожить супруги Луи, пока жена не попала под автобус? Наверное, несколько лет, не больше. Ведь тогда ему было всего тридцать. В тот день он, как и сейчас Мегрэ, смотрел в окно и несчастный случай произошел прямо у него на глазах.

Мегрэ постучал по дереву, хотя у него не было такой привычки, и не отошел от окна, пока не убедился, что жена снова пересекла бульвар и вошла в парадное.

Луи — не имя, а фамилия инспектора. Раньше Мегрэ подумывал о том, чтобы взять его к себе в бригаду, но Луи был таким мрачным, что его приход мог бы отрицательно сказаться на общей атмосфере в группе инспекторов.

— Бедняга!

— Ты говоришь сам с собой?

— А что я сказал?