Франц. Именно это я и имел в виду. (Мысленно переносясь в прошлое.) Могли навлечь на себя неприятности? Я тоже пошел на известный риск. (Смеясь.) Серьезные неприятности! (Снова смеется.)

Отец пользуется этим и кашляет.

Франц. Что с вами?

Отец. Ничего. Смеюсь вместе с тобой.

Франц. Вы кашляете! Остановитесь, ради бога, вы разрываете мне горло.

Отец. Извини меня.

Франц. Вы умрете?

Отец. Ты это знаешь.

Франц (против своей воли приближается к нему и тотчас отступает). Счастливое избавление! (Его руки дрожат.) Вам, должно быть, чертовски больно.

Отец. Отчего?

Франц. Этот кашель...

Отец (угрюмо). Да нет... (Приступ возобновляется, затем кашель стихает.)

Франц. Я чувствую, как вы страдаете. (Быстро окинув его взглядом.) У меня не хватало воображения.

Отец. Когда?

Франц. Там. (Длительная пауза; отворачивается от отца, глядит на дверь в глубине. Вспоминая прошлое, доверчиво.) Высшее командование изничтожено, фельдфебель и Клаг в моем распоряжении, солдаты на коленях передо мной. Единый приказ всем — держитесь. Я держусь. Я решаю, кому умереть, кому жить. Вот ты — ступай на смерть! А ты — останешься здесь! (Пауза. Приближается к авансцене, с мрачным достоинством.) Я облечен высшей властью. (Пауза.) А? Что? (Словно прислушивается к невидимым голосам, поворачиваясь к отцу.) Меня все время спрашивают: «Что ты собираешься делать?»

Отец. Кто спрашивает?

Франц. Голоса. Воздух пронизан ими по ночам. Все ночи напролет я их слышу. (Имитирует шепот невидимых голосов.) «Что ты собираешься делать? Что ты собираешься делать?» (Кричит.) Идиоты! Пойду до конца! До предела! (Резко, отцу.) Знаете почему?

Отец. Да.

Франц (слегка озадачен). Что?

Отец. Раз в жизни тебе пришлось испытать, что такое бессилие.

Франц (вскрикивает; смеясь). Старый Гинденбург еще в своем уме: ура ему! Да, я ощутил, что значит бессилие. (Обрывает смех.) Благодаря вам я испытал его здесь. Вы отдали им раввина, а четверо скрутили и держали меня, остальные душили его. Что я мог сделать? (Поднимает мизинец левой руки и смотрит на него.) Ничего! Даже мизинцем не мог пошевельнуть. (Пауза.) Любопытное переживание, но я не рекомендую испытать его будущим вождям — после него ужо не поднимешься. Вы сделали меня Принцем, отец. Но знаете, кто сделал меня Королем?

Отец. Гитлер.

Франц. Да. Позор короновал меня. После того... случая — власть стала моей потребностью. Вам известно, что я восхищался им?

Отец. Гитлером?

Франц. А вы не знали? О, я ненавидел его. И раньше и позже. Но в тот день я принадлежал ему. В такой момент обыкновенно или убивают, или подчиняются... как жены своим мужьям. Раввин истекал кровью, а я в глубине своего бессилия подчинился ему. (Обращаясь к прошлому.) Я почувствовал, как во мне зарождается эта потребность власти... Гитлер сделал меня Сверхчеловеком, неумолимым и священным, как он сам. И я ощутил себя Гитлером, выше всех. (Пауза, отцу.) Никаких признаков пищи, голод; мои солдаты околачиваются возле сарая. (К прошлому.) Четверо здоровых немцев повергли меня в прах, а мои солдаты по моему приказу запорят на смерть пленных. Нет! Я никогда не увязну снова в бездне бессилия. Клянусь! Кругом черно. Но кошмар еще закован в цепи... Я ускорю развязку, сорву с него цепи, восстановлю зло; провозглашу свою власть — совершу неслыханный, незабываемый поступок: превращу человека в жалкую тварь; сам займусь пленными, кину их в бездну, и они заговорят. Власть — это пропасть, погружусь в нее; я не ограничусь одним решением — кому умирать, кому жить; пущу в ход нож, кирпич и утвержу царство людей... (Взволнованно.) Поистине заманчиво! Властители попадут в Ад — в этом их слава, и я за ними... (Стоит в припадке галлюцинации среди сцены.)

Отец (спокойно). Они заговорили?

Франц (оторвавшись от своих видений). А? Что? (Пауза.) Нет. (Пауза.) Так и умерли.

Отец. Проигравший выигрывает.

Франц. Это начинаешь понимать позже. Я еще не приобрел опыта. Тогда еще не приобрел.

Отец (с печальной усмешкой). Ничего бы не помогло... Это они выбирали — жить или умирать.

Франц (неистово). Я бы поступил, как они! Я бы умер под плетьми, не сказав и единого слова! (Успокаивается.) Кроме всего, мне наплевать! Я сохранил свой авторитет.

Отец. Надолго?

Франц. На десять дней. Через десять дней вражеские танки атаковали нас, все убиты — даже пленные. (Смеясь.) Простите, убиты все, кроме меня! Я не умер, как видите, а жив! (Пауза.) Я не ручаюсь за точность того, что рассказал, одно достоверно — я пытал.

Отец. А потом?

Франц пожимает плечами.

Ты скитался по дорогам? Прятался? А потом вернулся сюда.

Франц. Да. (Пауза.) Развалины были для меня правосудием; я привязался к нашим разгромленным домам, к нашим искалеченным детям. Я лицемерил, когда говорил, что заживо похороню себя, чтобы не видеть агонию Германии. Ложь! Я мечтал о гибели моей страны и замуровал себя, чтобы не стать свидетелем ее возрождения. (Пауза.) Судите меня!

Отец. Ты заставил меня поклясться на Библии...

Франц. Я переменил свое намерение: покончим с этим.

Отец. Нет.

Франц. Повторяю, вы освобождены от клятвы.

Отец. Палач согласится принять приговор доносчика?

Франц. Но ведь бога нет? А?

Отец. Как будто бы нет... иногда это даже досадно.

Франц. В таком случае доносчик вы или нет, но вы мой неизбежный судья.

Пауза. Отец отрицательно качает головой.