Франц. И вы еще спрашиваете? Лютер. (Смеясь.) Ну, теперь вам понятно. Я послал Лютера к черту и уехал. Война была моей судьбой, и я жаждал ее всей душой. Наконец-то я мог действовать! Я отдавал приказы, я был в полном согласии с самим собой.
Иоганна. Разве убивать — это действовать?
Франц. Да. Вписывать свое имя.
Клаг. Куда?
Франц. В список тех, кто там находился. Я запечатлел свое имя на этой равнине. Я отвечаю за войну, будто веду ее один; когда я выиграю, буду считать, что исполнил свой долг.
Иоганна (очень сухо). А что с пленными, Франц?
Франц (поворачиваясь к ней). Что?
Иоганна. Вы считали себя в ответе за все; как вы ответили за двоих?
Франц (после паузы). Я выпутал их из этого дела. (Клагу.) Как отдать ему приказ, не унизив твоего авторитета? Погоди немного! (Размышляет.) Вот! (Подходит к двери, зовет.) Генрих! (Возвращается к столу.)
Вбегает Генрих.
Франц, Иоганна, Клаг, Генрих.
Генрих (отдает честь; руки по швам). К вашим услугам, господин лейтенант. (Стоит навытяжку перед Францем, на лице мелькает довольная улыбка, почти с любовной преданностью глядит ему в глаза.)
Франц (не спеша приближается к фельдфебелю, внимательно оглядывает его с ног до головы). Что за небрежность, фельдфебель? (Указывает на плохо пришитую пуговицу). Это что такое?
Генрих. Это... ох, это пуговица, господин лейтенант.
Франц (дружелюбно). Вы потеряете ее, мой друг. (Резким движением отрывает пуговицу, держит ее в левой руке.) Пришейте.
Генрих (скорбно). Не могу, господин лейтенант, ниток нет.
Франц. А, ты еще отвечаешь, каналья? (Размахнувшись, правой рукой дает ему две пощечины подряд.) Подбери! (Бросает пуговицу.)
Фельдфебель нагибается, чтобы поднять пуговицу.
Смирно!
Фельдфебель, подняв пуговицу, стоит навытяжку, руки по швам.
Лейтенант Клаг и я обменялись сегодня нашими обязанностями. Лейтенант Клаг отправился сейчас на осмотр передовых позиций вместо меня. Вы будете его сопровождать. Я остаюсь здесь и до понедельника буду выполнять его функции. Ступайте.
Генрих отдает честь.
Обождите! (Клагу.) Если не ошибаюсь, у нас есть пленные?
Клаг. Двое.
Франц. Превосходно. Я займусь ими.
Генрих (глаза его блестят, он надеется, что Франц поддержит его). Господин лейтенант!
Франц (с изумленным видом, резко). Слушаю.
Генрих. Это партизаны.
Франц. Возможно! Что еще?
Генрих. Если позволите...
Клаг. Я уже запретил ему заниматься ими.
Франц. Вы слышите, Генрих? Выполняйте приказ. Ступайте.
Клаг. Обожди. Ты знаешь, что он мне сказал?
Генрих (Францу). Я... я пошутил, господин лейтенант.
Франц (нахмурив брови). С начальством? (Клагу.) Что он сказал?
Клаг. «А что будет, если я ослушаюсь вас?»
Франц (безучастно). А-а-a... (Поворачиваясь к Генриху). Сегодня, фельдфебель, я вам отвечу сам. Если вы ослушаетесь (похлопывая по портупее). ...я пристрелю вас... (Пауза.)
Клаг (Генриху). Пошли! (Обменивается с Францем взглядом, выходит следом за Генрихом.)
Франц, Иоганна.
Франц. Я поступил правильно, убив своих солдат?
Иоганна. Вы не убивали их.
Франц. Но я ничего не сделал, чтобы помешать им умереть.
Иоганна. Пленные не стали бы говорить.
Франц. Откуда вы знаете?
Иоганна. Крестьяне? Им нечего было говорить.
Франц. Какие доказательства, что они не были партизанами?
Иоганна. Как правило, партизаны никогда не говорят.
Франц. Как правило, да! (Настойчиво, с обезумевшим видом.) Германия стоит преступления. Не так ли? (Надменно, с усталой развязностью, почти рисуясь.) Не знаю, поймете ли вы меня. Вы уже другое поколение. (Пауза. С неистовой злобой, не глядя на нее, встав навытяжку.) Жизнь коротка! Впереди смерть! Шагать! Шагать! В самую глубь кошмаров, за пределы Ада. Пороховой склад. Если я взорву его, средь мрака, все полетит в преисподнюю, кроме моей страны, одно мгновение, И я, кружась волчком, взлечу ввысь, как праздничная ракета... и затем — ничего... Ночь — и мое имя на медной доске. (Пауза.) Согласитесь, что я сопротивлялся. Принципы, моя дорогая, принципы прежде всего, во всем... Этих случайных пленных, как вы догадываетесь, я предпочел моим людям. И все же я был обязан сказать — нет! Что же, выходит, я — людоед? Простите, вернее — вегетарианец. (Пауза. Помпезно, нравоучительно.) Тот, кто не доходит до конца, — ничего не совершает, я ничего не совершил. Тот, кто ничего не совершил, есть ничто. Ничто?
