надежды на…»
– Мне знаком код 481, – перебил он. Рик часто прибегал к помощи данной комбинации цифр – доверял ей и полагался на ее помощь. – Послушай, – предложил Рик, усаживаясь на кровать; осторожно взяв ее за руки, он легко притянул Айрен к себе, надеясь усадить рядом. – Даже с автоматически программируемым переключателем опасно вводить себя в состояние депрессии любого вида. Постарайся забыть то, что ты спланировала, и я тоже изменю свои планы, мы сообща наберем код 104, вместе испытаем удовольствие и радость; потом ты останешься в том же состоянии, а я переключусь на деловое, профессиональное отношение к работе. Если не возражаешь, смотаюсь на крышу, проверю овцу, а затем спокойно отправлюсь на работу, зная, что ты не сидишь здесь, погруженная в раздумья, перед включенным телевизором. – Рик осторожно отпустил ее тонкие пальцы, пересек просторную спальню и вышел в гостиную; там все еще стоял слабый запах последних вечерних сигарет. Он наклонился, чтобы включить телевизор.
Голос Айрен из спальни остановил его:
– Не выношу ТВ до завтрака!
– Набери 888,– подсказал Рик, пока нагревался телевизор. – «Желание смотреть любую телепередачу».
– Я не испытываю потребности набирать хоть что-либо, – сердито откликнулась Айрен.
– Тогда набери самое простое – 3.
– Я не желаю набирать код, стимулирующий кору головного мозга так, чтобы возникла потребность набирать что-то еще! Если я говорю, что не хочу набирать, то не хочу программировать «3» в первую очередь, потому что меня потянет набирать дальше и дальше, а сейчас сама мысль о желании кодировать для меня – самое гадкое побуждение из всех, которые только можно представить; сейчас я хочу лишь одного – продолжать сидеть здесь, на кровати, уставясь в пол. – Голос ее переполняли самые мрачные оттенки уныния, душа застыла, и неподвижным стало тело, будто скованное невидимой, но плотно облегающей оболочкой – тяжелой и инертной.
Рик все же включил ТВ; грохочущий из динамика голос Бастера Френдли заполнил комнату:
– …Стоп, друзья! Самое время для короткого прогноза погоды на сегодня. Со спутника «Мангуст» нам передали, что осадки будут особенно ощутимы около полудня, а потом слегка утихнут, так что если кто из вас, отважные друзья, намыливался выйти прогуляться…
Из спальни, шурша полами длинного халата, вышла Айрен, выключила телевизор и растерянно посмотрела на Рика:
– О’кей, сдаюсь. Я согласна набрать любой код, какой скажешь: «Исступленный порыв вожделения» и «Состояние экстатического сексуального блаженства»… Сейчас мне настолько погано, что я выдержу даже… Да будь оно все проклято! Какая, в сущности, разница?
– Я наберу нам обоим – кивнул Рик и, осторожно подталкивая в спину, отвел жену обратно в спальню. Остановившись возле корпуса модулятора Айрен, он набрал 594 – «Удовольствие от признания превосходства здравомыслия мужа в любых жизненных ситуациях». На своем модуляторе он выставил: «Творческий и нестандартный подход к работе», хотя едва ли нуждался в дополнительной стимуляции – серьезное отношение к работе не просто вошло у него в привычку, а было почти врожденным качеством. Он мог не прибегать к услугам «Пенфилда», искусственно стимулируя мозг.
После торопливого завтрака – Рик потратил отведенное на него время, препираясь с женой, – он поднялся, полностью одетый, включая свинцовый гульфик фирмы «Маунтибэнк», модель «Аякс», чтобы после посещения закрытого выгона, где его электрическая овца щипала траву, сразу же отправиться на работу. Рик Декард встал, попрощался с женой и поднялся на крышу, где животное (в действительности электромеханическое изделие) громко чавкало в порыве удовольствия, стимулированного специальной настройкой, старательно дурача остальных квартиросъемщиков в здании, где обитал Рик.
Конечно же, многие, если не большинство животных, как и овца Рика, состояли из комплекса электронных контуров и схем и являлись высокопрофессиональной подделкой. Но, как было принято, он никогда не совал нос в чужие дела, пытаясь выяснить происхождение соседских любимцев. И соседи, в свою очередь, не допытывались, действительно ли
Затушевавшие солнце серые облака заполняли все свободное пространство. Утренний воздух, наполненный радиоактивными пылинками, навязчиво щекотал ноздри. Рик непроизвольно фыркал и чихал, чувствуя неотвязный гнилостный запах смерти. Возможно, он подобрал для своих ощущений слишком сильное сравнение, пока пробирался к участку, покрытому дерном, принадлежавшему ему вместе с черезмерно роскошной квартирой. Наследие Завершающей Мировой Войны вызвало снижение возможностей человека; не выстоявших в борьбе с пылью предали забвению много лет назад. Сегодня пыли, действие которой значительно ослабло, противостояли закалившиеся в борьбе с ней; пыль больше не убивала – она лишь сводила людей с ума и влияла на генетические факторы наследственности. Несмотря на свинцовый гульфик, который носил Рик, пыль, несомненно, проникала внутрь его организма и оседала на коже – изо дня в день и на протяжении всех лет, в течение которых он неизменно отказывался эмигрировать. Небольшими порциями она отдавала ему свою мерзость, оскверняющую плоть. Однако до сих пор ежемесячные медицинские проверки подтверждали, что он регуляр – мужчина, который может иметь потомство, учитывая допустимый уровень толерантности, установленный законом. Конечно же, в любой из последующих месяцев проверка врачей из полиции Сан-Франциско может засвидетельствовать обратное. Из года в год все новые и новые специалы появлялись на этом свете, перерождаясь из регуляров под воздействием всепроникающей пыли. Поговорку, которую безмозглые болтуны нанесли на рекламные щиты, подхватили телевизионщики и чурбаны из правительственных учреждений. Она гласила: «Эмигрируй или дегенерируй! Выбирай: сматывайся или вымирай!»
«Глупо, но очень точно, – подумал Рик, распахивая створки ворот небольшого загона и направляясь к электрической овце. – Но я не могу эмигрировать, – сказал он самому себе. – Из-за работы».
Владелец расположенного рядом пастбища Билл Барбо окликнул Рика; он тоже был одет так, чтобы сначала забежать и проведать животное, а потом, не спускаясь в квартиру, отправиться на работу.
– Моя лошадь беременна, – торжественно объявил Барбо и расплылся в улыбке. – Что вы на это скажете?
Рик внимательно посмотрел на крупного першерона, который стоял рядом с Барбо, тупо уставившись в пространство.
– Что вы на это скажете? – спросил владелец лошади.
– Скажу, что очень скоро у вас будет два першерона, – ответил Рик. Возле его ног лежала овца, неторопливо перемалывая жвачку; ее искусственные глаза внимательно следили за хозяином на случай, если тот захватил с собой лишний овес.
У псевдоовцы Рика был встроенный блок, реагировавший на овес: стоило ей увидеть или почуять запах зерен овса, она торопливо вскакивала на ноги и бросалась к человеку.
– И как же забеременела ваша лошадь? – спросил Рик. – От ветра?
– Я приобрел немного оплодотворенной калифорнийской плазмы высшего качества, – серьезно ответил Барбо. – Личные контакты в Департаменте животноводства. Неужели вы не помните, как на прошлой неделе сюда приезжал инспектор из Департамента и осматривал Джуди? Они просто трясутся от желания заполучить ее жеребенка, ведь Джуди – бесподобная особь, не имеющая себе равных.
Барбо громко, но ласково похлопал лошадь по шее, Джуди склонила голову к хозяину.
– Вы никогда не думали о том, чтобы продать свою лошадь? – спросил Рик. Он молил бога, прося у того лошадь или любое другое настоящее животное. Ухаживая за муляжом, хозяин подвергался опасности психического расстройства. И все же, с точки зрения положения в обществе, приходилось довольствоваться подделкой, заполнявшей пустоту, вернее, занимавшей место настоящего – живого – предмета роскоши. Поэтому у Рика не оставалось иного выхода, кроме как ежедневно подниматься к овце и продолжать игру. Даже не заботься он о своей репутации, оставалась жена; а ей, Айрен, далеко не все равно. Очень даже не все равно.