костерков на дальнем берегу, куда ветром перенесло угольки.
Когда все было сделано, я повернул в сторону дома и побежал.
Домой я добрался без происшествий, выхлебал две пинты воды, попробовал расслабиться лежа в прохладной ванне, около которой стоял пакет апельсинового сока. Я еще долго дрожал и смывал запах гари с волос. Запах жарящихся овощей приплыл с кухни, где отец готовил обед.
Я был уверен: я почти встретился с братом. Это было не место его ночевки, решил я, но он был там, и я чуть-чуть разминулся с ним. С одной стороны, я был рад, что не увидел его, в этом было трудно признаться, но это так. Я опустился в ванне, вода сомкнулась надо мной.
Я спустился на кухню в халате, отец сидел за столом в шортах и тенниске, локти на столе, уставившись в Инвернесский Курьер. Я поставил пакет с апельсиновым соком в холодильник и поднял крышку кастрюли, в которой охлаждалось кэрри. Миска с салатом стояла на столе. Отец переворачивал страницы газеты, игнорируя меня.
— Горячее? — спросил я за неимением лучшего вопроса.
— Х-н-н-х.
Я сел на противоположном конце стола. Отец перевернул еще страницу. Я кашлянул.
— Около нового дома был огонь. Я его увидел. Я пошел и погасил его, — сказал я, оправдываясь.
— Погода такая, — сказал отец, не посмотрев вверх. Я кивнул, почесал лобок сквозь халат.
— Я слышал прогноз погоды, все должно измениться завтра вечером, — я пожал плечами. — Так передали.
— Ну, поживем — увидим, — сказал отец, возвращаясь к первой странице, потом поднялся и проверил кэрри. Я еще раз кивнул, играя с концами завязки халата и небрежно посмотрел на газету. Отец нагнулся над плитой и понюхал смесь в кастрюле. Я не отрывал глаз от газеты.
Я посмотрел на отца, поднялся, подошел к стулу, на котором он сидел раньше, стал как будто я смотрел в дверной проем, но на самом деле мои глаза были скошены в газету. Внизу страницы, слева, был заголовок “ЗАГАДОЧНЫЙ ПОЖАР В КОТТЕДЖЕ”. Незадолго до выхода номера в печать дом к югу от Инвернесса внезапно сгорел. Полиция проводит расследование.
Я вернулся на свое место за столом и сел на стул.
Мы съели кэрри и салат, я снова начал потеть. Я думал, что я ненормальный, когда однажды заметил, что после кэрри на следующее утро мои подмышки пахли специями, но с Джеми случилась такая же история, и теперь я чувствую себя получше. Кэрри я заедал бананом и йогуртом, но оно все равно было слишком острое, а отец, у которого к кэрри мазохистский подход, не доел почти половину своей порции.
Я продолжал сидеть в халате и смотрел в холле телевизор, когда зазвонил телефон. Я пошел было к двери, но услышал, как отец вышел из кабинета ответить на звонок, поэтому я остался у двери — слушать. Я мало что услышал, но затем застучали шаги по лестнице, и я бросился обратно к креслу, плюхнулся в него, положил голову на спинку, закрыл глаза и открыл рот. Отец открыл дверь.
— Франк, тебя.
— Хм? — медленно сказал я, приоткрывая глаза, посмотрел на телевизор, затем поднялся, слегка пошатываясь. Отец оставил дверь открытой и ушел в кабинет. Я подошел к телефону.
— Мм? Алло?
— Аллоу, это Френк? — сказал очень английский голос.
— Да, алло? — Озадаченно сказал я.
— Хе-хе, Франки, — закричал Эрик. — Я тут, в гуще лесов и по-прежнему ем
— Пса.
— Ого! Точно?
— Да. А ты? — спросил я, покорно следуя одному из старых ритуалов Эрика.
— Я — Рак! — крикнул он в ответ.
— Доброкачественный или злокачественный? — устало спросил я.
— Злокачественный! — крикнул Эрик. — У меня вши! — я отодвинул трубку от уха, а Эрик бушевал.
— Слушай, Эрик… — начал я.
— Как ты? Как дела? Какдела? Ты в порядке? Чтоподелываешь? Аты? Где сейчас твоя голова? Откуда ты родом? Боже, Франк, знаешь ли ты, почему “Вольво” свистят? Ну, я тоже не знаю, но какая разница? Что сказал Троцкий? “Мне нужен Сталин так же, как мне нужна дырка в голове” Ха-ха-ха-ха! Вообще-то мне не нравятся немецкие машины, у них фары расположены слишком близко друг к другу. Ты в порядке, Франки?
— Эрик…
— В постель, спать, возможно, мастурбировать. А, не гладь меня против шерсти! Хо-хо-хо!
— Эрик, — сказал я, посмотрев вокруг и вверх по лестнице, убедившись, что отца не было видно. — Ты
— Что? — обиженно спросил Эрик.
—
— Какую собаку? — сказал Эрик удивленно. Я услышал, как он глубоко вздохнул и что-то стукнуло на заднем плане.
— Не пытайся меня запутать, Эрик, я ее видел. Я хочу, чтобы ты прекратил, понял? Не трогай собак. Ты меня слышишь? Ты понял? Ну?
— Что? Какие собаки?
— Ты слышал. Ты слишком близко. Не трогай собак. Оставь их в покое. И детей тоже. И червей. Забудь. Приходи, увидимся. Если хочешь — это было бы здорово — но горящих собак и червей не нужно. Я серьезно, Эрик. Поверь мне.
— Поверить чему? О чем ты? — он спросил грустным голосом.
— Ты слышал, — сказал я и положил трубку. Я стоял около телефона и смотрел на лестницу. Через несколько секунд опять зазвонил телефон. Я поднял трубку, услышал гудки и положил ее на аппарат. Постоял там несколько минут, но больше ничего не произошло.
Когда я возвращался в холл, из кабинета пришел отец, вытирая руки о тряпку, сопровождаемый странными запахами, глаза его были расширены.
— Кто это был?
— Джеми, — сказал я “смешным голосом”.
— Хххх — с явным облегчением сказал он и ушел.
Если не считать отрыжку, вызванную кэрри, отец вел себя тихо. Вечером стало прохладней, я вышел погулять и обошел вокруг острова. С моря набежали облака, закрывая небо как дверь, которая заперла жару над островом. Гром без молнии ворчал на другой стороне холмов. Я спал неспокойно, лежал, потея и дергаясь, поворачиваясь на кровати, пока кровавый не рассвет поднялся над песками острова.
