Гранчестер.
– Я мало знакома с леди Метроленд, – сказала леди Гранчестер. – Но, пожалуй, не мешает теперь пригласить ее на завтрак, Боюсь, она для нас слишком шикарна. – И слово «шикарна» леди Гранчестер сказала совсем не в виде комплимента.
Однако матери встретились и свадьбу решили сыграть немедля.
IV
Помолвка Питера ни для кого не явилась сюрпризом, а если бы и застала всех врасплох, ее затмил бы рассказ о столь экстраординарном поведении Анджелы в кино. Правда, Питер и Молли, прежде чем расстаться в тот вечер, условились никому не рассказывать о происшествии, однако каждый шел на этот акт самоотречения с мысленной оговоркой. Питер рассказал обо всем Марго – потому что хотел, чтобы она что- нибудь предприняла по этому поводу; Безилу – потому что все еще затруднялся дать верное толкование этой загадочной истории и полагал, что именно Безил способен внести ясность в дело; а также трем завсегдатаям Брэттс-клуба – потому что случайно встретился с ними в баре на следующее утро, когда еще был полон случившимся. Молли рассказала все двум своим сестрам и леди Саре – по давней привычке, потому что, обещая держать что-нибудь в секрете, она всегда с самого начала подразумевала, что этим трем рассказать можно. Посвященные, в свою очередь, рассказали своим друзьям, и в конце концов по всему Лондону разнеслась весть, что выдержанная, циническая, отчужденная, безупречно одетая, донельзя исполненная чувства собственного достоинства миссис Лин; миссис Лин, которая никогда не «выходила» в общепринятом смысле, а жила в завидном кругу избранных и утонченных; миссис Лин, которая умела говорить как самый умный мужчина, которая ухитрялась не попадать в светскую хронику газет и иллюстрированных журналов и которая вот уже пятнадцать лет являла собой высший и единственный в своем роде образец всего того, что американцы называют «уравновешенностью», – эта чуть ли не легендарная женщина была подобрана Питером в сточной канаве, куда, как она ни упиралась, ее выбросили двое вышибал из кинотеатра, где она учинила пьяный дебош.
Случись такое с самой миссис Ститч, это едва ли произвело бы более сильное впечатление. Это было невероятно, и многие отказывались этому верить. Возможно, наркотики, говорили они, но о спиртном не может быть и речи. Чем были Парснип и Пимпернелл для интеллигенции, тем стали миссис Лин и бутылка для фешенебельного общества: темой для разговора номер один.
Тема эта оставалась темой номер один и три месяца спустя, на свадьбе Питера. Безил уговорил Анджелу прийти на скромный прием, который устраивала в честь этого события леди Гранчестер.
Он зашел к Анджеле, когда Питер сообщил ему новость; зашел не сразу, но, во всяком случае, в первые же сутки, как услышал се. Анджела была на ногах и одета, но вид имела невыразимо забубенный: накрашена как попало, кричащими мазками, в духе позднего Утрилло.
– Анджела, ты выглядишь ужасно.
– Нет, милый, я чувствую себя ужасно. Ты, я вижу, в армии.
– Нет, только при военном министерстве.
Она вдруг с жаром и ни к селу ни к городу начала говорить о французах.
– Прости, я должна оставить тебя на минутку, – сказала она немного погодя и исчезла в спальне. Через полминуты она вышла обратно с едва заметной рассеянной улыбкой – улыбкой внутреннего довольства, какую случается видеть на лице усталой старой монашки – почти. Разница все же была.
– Анджела, – сказал Безил, – когда ты хочешь выпить, почему бы тебе не пить в открытую с другом.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, – сказала она. Безил был поражен. Анджела никогда не притворялась, во всяком случае с ним.
– Перестань сейчас же, – сказал он. Она перестала и заплакала.
– Ради бога, не надо, – сказал Безил, прошел в спальню и палил себе виски из бутылки, стоявшей возле кровати.
– Тут на днях, вечером, ко мне заходил Питер с девушкой. Наверное, они всем и рассказали.
– Мне он рассказал. Почему ты не перейдешь на ром? Это для тебя гораздо полезнее.
– Правда? Я, кажется, никогда его не пробовала. Ты думаешь, он мне понравится?
– Я пришлю тебе несколько бутылок. Когда у тебя начался этот запой?
Все притворство с Анджелы как рукой сняло.
– Ах, много недель назад.
– Я тебя не узнаю.
– Правда, Безил? Правда?
– Ты всегда ела меня поедом, когда у меня начинался запой.
– Да, правда, помню. Прости меня. Но ведь тогда, ты знаешь, я была влюблена в тебя.
– Была?
– Ах, не знаю. Налей стаканы, Безил.
– Вот умная девочка.
– «Была» – это я неправду сказала, Безил. Я и сейчас люблю тебя.
– Ну разумеется. Ты пьешь это так, без воды? – с почтением спросил он.
– Да, так.
– Чуток крепковато, а?
– Да, крепковато.
– Я все же думаю, мы больше приспособлены к рему.
– А он не пахнет?
– По-моему, это неважно.
– Я не люблю, когда пахнет.
– Так ведь виски-то пахнет.
– Да, пожалуй, и вправду неважно. Как хорошо нить с тобой, Безил.
– Ну конечно. По-моему, довольно подло с твоей стороны было пить без меня.
– Я не подлая.
– Раньше-то не была. Но последнее время ты подличала, разве неправда? Пила в одиночку.
– Да, это было подло.
– Так вот, в следующий раз, как вздумаешь запить, дай мне знать. Просто позвони, и я приду. Будем пить вместе.
– Мне хочется так часто, Безил.
– Ну, я и буду приходить часто. Обещаешь?
– Обещаю.
– Вот умная девочка.
Ром успеха не имел, но в общем соглашение себя оправдало. Анджела стала пить гораздо меньше, а Безил гораздо больше, и в итоге оба были довольны.
Марго приступила к Безилу с допросом.
– Что с ней? – сказала она.
– Ей не нравится война.
– Война никому не нравится.
– Разве? Я бы не сказал. Ну и вообще, почему женщине нельзя выпить?
– Тебе не кажется, что ее следовало бы отправить в заведение?
– Господи помилуй, конечно, нет.
– Она ни с кем не видится.
– Она видится со мной.
– Да, но…
– Нет, честное слово, Марго, с Анджелой все в порядке. Ей нужна была небольшая разрядка все эти годы. Если хочешь, я приведу ее на свадьбу, сама увидишь.
