неинтересно.

– А что это означает? Клокер пожал плечами.

– Не думаю, что вам понравится.

– Я ненавижу романы, всегда не любил, особенно научную фантастику и подобный вздор.

– Вот именно.

– А что сейчас означают твои слова?

– Только то, что вы подтвердили мою мысль – вам не нравятся подобные книги.

– Естественно.

Ослетт снова пожал плечами.

– Вот именно.

Рукой указывая на книгу, он сказал:

– Как ты можешь читать эту чепуху?

– Мы существуем в разных вселенных, – ответил Клокер.

– Что, что?

– В вашей Иоган Гутенберг (Гутенберг Иоганн (1399-1468) – создатель способа книгопечатания. – Ред.) придумал, как печатать книги.

– Кто-кто?

– У вас самый, наверное, известный человек по имени Уильям Фолкнер (Фолкнер Уильям (1897-1962) – видный американский писатель, лауреат Нобелевской премии. – Ред.) был виртуозом игры на банждо.

Чертыхаясь, Ослетт сказал:

– Ничего не могу понять в этой тарабарщине.

– Вот именно, – ответил Клокер, и вновь обратил свое внимание на рассказ под названием 'Кирк и Спок влюблены', или как еще это эпическое творение называется.

Ослетт готов был его убить. На этот раз в криптограммах Клокера он почувствовал едва заметное, но явное неуважение. Ему хотелось сорвать с него его нелепую шляпу и поджечь ее, вместе с утиными перьями и всем остальным, выхватить книжку из его рук и разорвать на мелкие кусочки, а потом выпустить в него всю обойму из девятимиллиметрового автомата, вплотную прижав дуло к груди Клокера.

Вместо этого он повернулся к иллюминатору, чтобы немного успокоиться красотой горных пиков и лесов, над которыми они пролетали со скоростью ста пятидесяти миль в час.

А над ними двигались на северо-запад облака. Пухлые и серые, они оседали на горных вершинах; и напоминали караван дирижаблей, летящих над горами.

Во вторник в час десять минут на взлетном поле в Маммот-Лейксе их встретил представитель 'Системы', которого звали Ален Спайсер. Он ждал их на бетонной площадке рядом с ангаром из бетонных блоков и ребристого железа.

Хотя он и знал их настоящие имена и был не ниже Питера Уаксхилла рангом, одет он был не так безукоризненно, был не таким учтивым и вальяжным, как тот джентльмен, который инструктировал во время завтрака в отеле. И в отличие от крепыша Джима Ломакса из аэропорта Джона Уэйна, с которым они встречались прошлой ночью, он не предложил им поднести их багаж до зеленого 'форда-эксплорера', который в ожидании стоял на автостоянке позади ангара.

Спайсеру было пятьдесят лет. Он имел рост пять футов десять дюймов и вес сто шестьдесят фунтов. Седые волосы были коротко подстрижены. Лицо жесткое, а глаза спрятаны за темными очками, хотя небо было затянуто облаками. Был одет в военные бутсы, брюки цвета хаки, такую же рубашку и потрепанный кожаный пиджак с многочисленными карманами на молниях. Его напряженная поза, дисциплинированные манеры и отрывистая речь выдавали в нем отставного, а может быть, просто уволенного армейского офицера, который не желал менять ни привычек, ни поведения, ни манер одеваться, свойственных военному службисту.

– Вы неподходяще одеты для Маммота, – резко сказал Спайсер, когда они шли к 'эксплореру'. Дыхание белыми клубами вырывалось из его рта. Ослетт непроизвольно передернул плечами.

– Сьерра-Невада, – ответил Спайсер, находится на высоте восьми тысяч футов над уровнем моря, причем сейчас декабрь. Не сезон для пальм и пляжных юбок.

– Я знал, что будет холодно, но не так сильно.

– Отморозите еще себе задницу, – пошутил Спайсер.

– У меня свитер теплый, – оборонительно ответил Ослетт. – Он кашемировый.

– Вам повезло, – сказал Спайсер.

Он поднял багажную дверцу 'эксплорера' и отошел в сторону, давая им возможность сложить в машину вещи.

Спайсер сел за руль. Ослетт уселся рядом. Клокер устроился на заднем сиденье и возобновил чтение 'Газовых бурь с Ганимеда'.

По дороге из аэропорта в город Спайсер молчал потом произнес:

– Думаю, сегодня впервые за сезон выпадет снег.

– Зима – мое любимое время года, – ответил Ослетт.

– Может случиться, вам вовсе не понравится, когда задница замерзнет, а ваши замечательные оксфордские ботинки задубеют и станут похожи на голландские деревянные башмаки.

– Вы знаете, кто я такой? – раздраженно спросил Ослетт.

– Да, сэр, – ответил Спайсер, подчеркнуто отчеканив каждое слово, но при этом слегка кивнув головой в знак того, что сознает его превосходство над собой.

– Хорошо, – сказал Ослетт.

Кое-где по обеим сторонам дороги виднелись деревья. Большинство мотелей, ресторанов и придорожных баров носили следы псевдоальпийской архитектуры, а в некоторых случаях в их названиях встречались словечки, которые воскрешали в памяти разные по содержанию фильмы, например 'Звуки музыки' или вестерны с Клином Иствудом.

Ослетт спросил:

– Где дом Стиллуотеров?

– Мы едем в ваш мотель.

– Как я понял, за домом установлено наблюдение, – стоял на своем Ослетт.

– Да, сэр. Наблюдение ведется из фургона с затемненными стеклами, стоящего через улицу.

– Я хочу присоединиться к ним.

– Не очень удачная мысль. Это маленький городишко. Здесь нет и пяти тысяч человек, не считая туристов. Если много людей будет крутиться около фургона, то можно привлечь нежелательное внимание.

– И что предлагаете вы?

– Позвоните группе наблюдения, дайте им знать, где вас найти. И ждите в мотеле. Как только Мартин Стиллуотер позвонит своим родителям или появится у дверей, вас тут же известят.

– Значит, он им еще не звонил?

– Их телефон звонил несколько раз за последние часы, но их нет дома, и никто не снимает трубку, поэтому мы не наем, был это их сын или нет.

Ослетт не поверил своим ушам.

– У них нет автоответчика?

– Здешний образ жизни таков, что в нем нет необходимости.

– Поразительно. Ну хорошо, если их нет дома, то где они?

– Они отправились утром за покупками, а недавно зашли пообедать в ресторанчик около дороги номер двести три. Через час или около того они будут уже дома.

– За ними кто-нибудь следит?

– Само собой.

Оповещенные о надвигающейся буре, лыжники возвращались в город в машинах с лыжными принадлежностями на багажниках. На одной из них Ослетт заметил наклейку на заднем стекле, на которой было написано: 'Моя жизнь в горах – и я люблю это!'

Когда они остановились у светофора за небольшим автобусом, который, казалось, был напичкан молодыми светловолосыми женщинами в лыжных костюмах, которых хватило бы на десяток роликов,