него.

– …безответственный розыгрыш писателя, слишком торопящегося привлечь к себе внимание, или что-то более циничное? Теперь, когда лаборатория полиции подтвердила, что большое количество крови в доме Стиллуотера действительно принадлежит человеку, власти должны срочно дать объяснение этому факту.

На этом репортаж кончился. Когда репортер сообщала свое имя и местонахождение, Марти заметил слова 'прямой эфир' в верхнем левом углу экрана. Хотя эти два слова находились там все это время, до него не сразу дошло, что они означают.

– Прямой эфир? – проговорил Марти. – Репортеры обычно не передают в эфир, если только не следует продолжение.

– Продолжение следует, – сказала Пейдж. Она стояла, обхватив себя руками и хмуро уставившись в телевизор.

– Лунатик все еще на свободе и бродит где-то рядом.

– Нет, я имею в виду, когда происходит ограбление или возникает ситуация с заложниками, с привлечением спецназа для штурма того места, где их держат. По правилам телевидения все показывать довольно скучно, действие развивается медленно, некому поднести микрофон, только пустой дом снаружи – смотри на него. Такой сюжет не годится для прямого эфира, слишком это дорого и неинтересно.

Новости теперь шли из студии. К его изумлению, они читались не обычным диктором второго канала студии Лос-Анджелеса, который выполнял обязанности комментатора в утренней программе. На этот раз новости вел известный обозреватель.

– С каких это пор репортажи о таких происшествиях стали сообщать в национальной программе новостей?

– Но ведь на тебя было совершено покушение, – сказала Пейдж.

– Ну и что? Да сейчас по всей стране каждые десять секунд совершаются гораздо более серьезные преступления.

– Но ты пользуешься известностью.

– Черта с два.

– Тебе, может, это и не нравится, но ты действительно известная личность.

– Не такой я знаменитый, всего два бестселлера, и то в мягкой обложке. Ты знаешь, как трудно добиться, чтобы тебя пригласили на пару слов в эту программу? – Он постучал костяшками пальцев по лицу обозревателя на экране. – Труднее, чем получить приглашение на официальный обед в Белом доме! Даже если бы я нанял рекламного агента, готового продать душу дьяволу, то и он не смог бы протолкнуть меня в эту программу, Пейдж. Я еще не дорос до нее. Я для них пустое место.

– Ну… и что ты хочешь сказать? Он подошел к окну, из которого была видна стоянка, и раздвинул шторы. Ранние бледные лучи солнца. Ровный поток машин по тихоокеанской магистрали. Деревья лениво шелестят кронами от дуновения мягкого ветра с моря.

Мирный, обычный пейзаж, но ему он показался зловещим. У него появилось ощущение, что он смотрит в мир, который вдруг стал для него незнакомым, мир, который изменился в худшую сторону. Эта трансформация была, на первый взгляд, совершенно незаметна, скорее субъективна, чем объективна, ее нельзя было увидеть, но тем не менее она была реальной. И надвигалась все быстрее. Может, этот вид из окна – кусочек незнакомой планеты, которую он видит из космического корабля, внешне напоминающий его родину, но которая под этим обманчивым покрывалом недоступна и непригодна для человека.

– Полиция может так быстро сделать анализы крови, но точно знаю, кажется, не в правилах полиции так запросто обнародовать полученные результаты.

Он опустил шторы и повернулся к Пейдж, на лице которой было написано беспокойство.

– Национальные новости? Прямо в эфир, с места происшествия? Я не понимаю, что происходит, Пейдж. Все становится еще более странным.

В то время когда Пейдж принимала душ, Марти поставил стул к телевизору и стал переключать каналы в поисках других новостей. Он поймал еще одно сообщение о себе по местному каналу, а потом еще одно, уже полное, по национальной программе.

Он старался убедить себя, что не сходит с ума, но у него создалось вполне определенное впечатление, что в обоих сообщениях предполагалось, без прямых обвинений, что его заявление полиции в Мишн-Виэйо было ложным, а мотивом этому послужило или его желание сделать рекламу своим книгам, или что-то еще похуже, чем обычный карьеризм. Обе программы использовали фотографию из последнего журнала 'Пипл', на которой он был похож на зомби, с горящими глазами, выглядывавшего из темноты, злобного и безумного. И в том, и в другом сообщении упорно, упоминались три пистолета, которые забрала у него полиция, как будто он был каким-то бандитом, живущим в бункере, доверху набитом разным оружием и боеприпасами. К концу третьего сообщения он подумал, что это делалось специально для того, чтобы стало ясно, что он может быть опасен. Намеки были не явными и умело замаскированными, их смысл скорее угадывался в интонации диктора и выражении его лица, чем в словах, которые он произносил.

Потрясенный, он выключил телевизор. Какое-то время Марти сидел, продолжая смотреть на темный экран. Серый цвет трубки как нельзя лучше соответствовал его настроению.

Когда все наконец умылись и оделись, девочки уселись на заднее сиденье БМВ и аккуратно пристегнули ремни безопасности, пока их родители складывали вещи в багажник.

Когда Марти захлопнул багажник и запер его, Пейдж заговорила с ним шепотом, чтобы Шарлотта с Эмили не могли ее услышать:

– Ты действительно уверен, что мы должны заходить так далеко, поступать именно так? Неужели все так серьезно?

– Я не знаю. Я уже говорил тебе, что все время думаю об этом. С тех пор как проснулся, с трех часов ночи и до настоящего момента не уверен, не преувеличиваю ли я опасности.

– Это серьезные шаги, даже рискованные.

– Да, все… так странно. Появление Другого, и то, что он наговорил мне. Но подоплека всего этого еще более странная и гораздо опаснее, чем какой-то лунатик с пистолетом. Причины наших несчастий гораздо более страшные и масштабные. Мы погибнем, если попытаемся оказать сопротивление. Это я почувствовал сегодня ночью. Я был испуган, понимаешь? Гораздо сильнее испуган, чем когда ему удалось заманить детей в машину. А после того что я увидел по телевизору сегодня утром, я еще больше, слышишь, еще больше склоняюсь к мысли, что я прав.

Марти понимал, что обуявший его страх был чрезмерным и грозил развиться в манию преследования. Он не был паникером, но знал, что мог доверять своей интуиции. События, которые случились, развеяли его тревогу относительно его рассудка.

Он хотел бы знать врага в лицо, не этого невероятного двойника, а настоящего, в существовании которого не сомневался. Он чувствовал бы себя гораздо спокойней, если бы смог его идентифицировать. Мафия, Ку-клукс-клан, неофашисты, консорциумы злобных банкиров, совет директоров какого-то жутко алчного международного конгломерата, правые генералы, жаждущие установить военную диктатуру, политическая клика безумных фанатиков Ближнего Востока, сумасшедшие ученые, пытающиеся взорвать мир на мельчайшие атомы просто из интереса, или сам Сатана во всей своей рогатой красе – любой из этого стандартного набора преступников – героев телевизионных драм и бесчисленных романов – был лучше, чем противник без лица, очертаний и имени.

Пейдж стояла, покусывая нижнюю губу и задумавшись о чем-то. Ее взгляд рассеянно блуждал по деревьям, колыхаемых ветром, по морю, машинам, стоявшим на стоянке перед мотелем, потом она подняла голову и взглянула на морских чаек, которые кружили в чистом лазурном небе.

– Ты тоже чувствуешь это, – заметил он.

– Да.

– Гнетущее чувство. За нами никто не шпионит но ощущение именно такое.

– Не только это, – ответила она. – Все вокруг изменилось, а может быть, я смотрю на все уже другими глазами.

– И мне так кажется.

– Что-то… ушло.

'И мы больше никогда этого не найдем', – подумал он про себя.