Ослетт оставил Клокера на кухне следить за непрошеными посетителями, если таковые будут, а сам стал быстро осматривать остальные помещения вагона.
Он не нашел ничего интересного, только кучу скомканной одежды на полу спальни в конце машины. Он навел на нее луч фонаря, немного растормошил носком ботинка и увидел, что это была одежда Алфи, в которой он был, когда садился в самолет на Канзас-Сити в воскресенье утром.
Вернувшись на кухню, где его ждал Клокер, Ослетт в последний раз посветил на мертвых стариков.
– Какая неприятность! Черт, этого не должно было случиться.
Имея в виду убитых стариков, Клокер презрительно произнес:
– Кому до них есть дело, ради всего святого! Они были просто парой вонючих Клингонсов.
Однако Ослетт имел в виду не стариков, а то, что Алфи был теперь не просто предателем, а предателем, которого невозможно было выследить и поймать, а это угрожало благополучию организации и всех ее членов. Жалости к этим несчастным жертвам в нем было не больше, чем у Клокера, он не чувствовал никакой ответственности за то, что с ними произошло, считая, что общество в их лице избавилось от двух бесполезных его членов, двух уже не способных к воспроизведению паразитов, пользующихся его благами и мешающих движению транспорта своим неуклюжим и громыхающим домом на колесах. Он не любил людей, людские массы. Он видел главную проблему в том, что среднестатистические мужчина и женщина были слишком средними, их было слишком много и они потребляли гораздо больше, чем отдавали обществу, совершенно не справляясь с задачей разумного устройства своей собственной жизни, не говоря уже об обществе, правительстве, экономике и окружающей среде.
И тем не менее он был встревожен тем, как Клокер выразил свое презрение к жертвам. Слово 'Клингонсы' тревожило его, так как означало название враждебной человечеству расы, находящейся с ним в состоянии войны. Они были героями множества телевизионных сериалов и кинофильмов, показываемых в серии 'Звездные путешествия', еще до того, как в отношениях между Соединенными Штатами Америки и Советским Союзом наметилось потепление. Ослетт считал 'Звездные путешествия' невыносимо скучными и утомительными. Он не мог понять тяги к этому сериалу такого количества людей. Клокер был горячим поклонником сериала, без смущения называл себя 'Космическим путешественником', мог в деталях припомнить сюжет любого когда-либо снятого на эту тему фильма и эпизода, знал всю подноготную каждого персонажа так, будто они были его близкими друзьями. 'Звездные путешествия' были единственной темой, на которую он с радостью мог говорить; его молчаливость сменялась необыкновенным красноречием, когда речь заходила о его любимой фантазии.
Ослетту хотелось быть уверенным, что речь о ней никогда не зайдет.
И сейчас это ужасное слово 'Клингонсы' звучало в его мозгу, как набатный гул пожарного колокола.
Возвращение в Оклахома-Сити через неосвещенные и безлюдные пространства, да еще учитывая, что след Алфи потерян, что всей их организации грозит опасность и, вообще, в воздухе носится что-то новое и непонятное, представлялось Ослетту мрачным и угнетающим. Ослетт страшно опасался радостных монологов Клокера о капитане Кирке, мистере Споке, Скотти и других членах той же команды, об их приключениях в этих дальних далях вселенной, которые по фильмам были наполнены большим смыслом и содержанием, чем его было на реально существующей планете людей с их трудным выбором, жалкой правдой и бездумной жестокостью.
– Давай убираться отсюда поскорее, – сказал Ослетт, проходя мимо Клокера в головную часть прицепа. Он не вернут в Бога, но все же горячо молил его о том, чтобы к Клокеру вернулось его привычное состояние погруженности в себя и молчаливости.
Сайрус Лоубок вышел на время из комнаты посовещаться с коллегами.
Марти с облегчением вздохнул.
Когда детектив вышел из столовой, Пейдж отошла от окна и села на стул рядом с Марти.
Марти допивал оставшуюся от растаявшего льда холодную воду.
– Я хочу, чтобы всему этому пришел конец. Мы не должны быть здесь, рядом с этим парнем.
– Ты думаешь, нам нужно позаботиться о детях?
'…необходимы… моя Шарлотта, моя Эмили…'
Марти сказал:
– Да, я очень волнуюсь.
– Но ты дважды ранил его в грудь.
– Я думал, что он лежит в фойе со сломанным позвоночником, а он встал и убежал. Или уполз. А может быть, даже испарился в воздухе. Я не знаю, что здесь происходит, Пейдж, но это похлеще того, что я когда-нибудь писал. И это не конец, далеко не конец.
– Если бы девочки были только с Виком и Кети, а то ведь с ними полицейский.
Если бы этот ублюдок знал, где девочки, он бы за минуту прикончил и полицейского, и Вика, и Кети.
– Но ты ведь справился с ним.
– Мне просто повезло, Пейдж. Чертовски повезло. Он не мог даже предположить, что в ящике стола у меня пистолет или что я при необходимости воспользуюсь им. Он опешил от неожиданности. Он больше не поймается на этом. Теперь он будет удивлять.
Марти поднес кружку к губам, и кубик льда соскользнул на язык.
– Марти, когда ты вытащил пистолеты из ящика в гараже и зарядил их?
Перекатывая во рту кубик льда, он сказал:
– Я заметил, как тебя передернуло, когда ты узнала об этом. Я сделал это сегодня утром. Перед тем, как ехать к Полю Гутриджу.
– Зачем?
Он как мог объяснил то странное чувство, будто что-то давит на него, собираясь уничтожить прежде, чем он поймет, что это. Он попытался растолковать, как это чувство переросло в приступ страха и надпил момент, когда страх настолько захватил его, но он понял, что ему нужно оружие, чтобы защитить себя.
Он не мог рассказать ей об этом тогда, боясь, что она сочтет это блажью, и ждал, когда последующие события подтвердят обоснованность его ощущений страхов.
– Что-то ведь действительно надвигалось, – сказала она, – Этот двойник. Ты почувствовал, что он придет.
– Да, похоже, что это так. Каким-то образом почувствовал.
– На уровне подсознания.
Марти покачал головой.
– Нет, это было не так. Не так, если ты имеешь в виду какой-то образ или видение. Я не видел, что именно приближается, не было даже ясного предчувствия. Просто это… это ужасное чувство, что на тебя что-то давит… как на аттракционе-волчке, когда ты быстро крутишься вокруг своей оси, пригвожденный к сиденью, и чувствуешь, как на грудь наваливается что-то тяжелое. Ты знаешь, ты бывала на этом аттракционе, и Шарлотте он очень нравится.
– Да, я понимаю… Думаю, что поняла.
– Началось все так, а потом стало еще хуже, пока я не стал задыхаться. Потом, когда я уже собрался ехать к доктору, это внезапно прекратилось. Позже, когда я вернулся домой, этот сукин сын уже был здесь, но я ничего не почувствовал, когда входил в дом.
Какое-то время они молчали.
В окно стучал дождь.
Пейдж спросила:
– Но как он может выглядеть точно так же, как ты?
– Не знаю.
– Почему он говорил, что ты украл у него жизнь?
– Я не знаю. Не знаю, и все тут.
– Мне страшно, Марти. Это все так странно. Что нам делать?
– Не знаю, нужно как-то пережить эту ночь. Но мы не останемся здесь. Поедем в гостиницу.
– Если полиция не найдет его мертвым, то будет еще завтра… и послезавтра.
– Я устал, абсолютно разбит и плохо соображаю. Сейчас я могу думать только о сегодняшней ночи, Пейдж. Я буду думать о завтрашнем дне, когда он наступит.
