шляп торговцев апельсинами, когда они просовывали головы в окна кареты и освежали пассажиров струей воды. Евреи, торговавшие перочинными ножами с пятьюдесятью лезвиями, в отчаянии закрыли их. Продавцы карманных записных книжек спрятали их в карманы. Цепочки от часов и вилки для поджаривания гренков продавались по пониженной цене, а на пеналы и губки спроса вовсе не было.

Предоставив Сэму Уэллеру спасать багаж от семи-восьми носильщиков, которые неистово на него набросились, как только карета остановилась, и убедившись, что они приехали минут на двадцать раньше, чем следовало, мистер Пиквик и его друзья нашли приют в зале для пассажиров — последнем пристанище человеческой скорби.

Зал для пассажиров в «Погребе Белого Коня», конечно, не комфортабелен, иначе он не был бы залом для пассажиров. Комната эта расположена направо от входа, и в нее как будто ввалился честолюбивый кухонный очаг в сопровождении мятежной кочерги, щипцов и совка. Она разбита на отделения для одиночного заключения пассажиров и снабжена часами, зеркалом и живым сервантом, каковой предмет обстановки содержится в маленькой конуре для мытья стаканов, в углу комнаты.

Одно из отделений было занято на сей раз человеком лет сорока пяти, с сердитыми глазами, блестящей лысиной, обрамленной довольно густыми черными волосами, и с большими черными бакенбардами. Его коричневый сюртук был застегнут до подбородка, а большая дорожная шапка из тюленьей кожи, пальто и плащ лежали на скамье подле него. Когда вошел мистер Пиквик, он оторвался от своего завтрака со свирепым и решительным видом, преисполненным достоинства; осмотрев критически этого джентльмена и его спутников, к своему полному удовлетворению, он начал сквозь зубы напевать какой-то мотив, как бы желая выразить подозрение, что его хотят задеть, но из этого ничего не выйдет.

— Лакей! — крикнул джентльмен с бакенбардами.

— Сэр? — отозвался человек с грязным лицом и таким же полотенцем, вылезая из вышеупомянутой конуры.

— Еще гренков.

— Слушаю, сэр.

— С маслом, не забудьте, — свирепо сказал джентльмен.

— Сию минуту, сэр, — ответил лакей.

Джентльмен с бакенбардами продолжал напевать себе под нос и в ожидании прибытия гренков подошел к очагу и, заложив под мышки фалды сюртука, посмотрел на свои башмаки и задумался.

— Интересно, где останавливается в Бате эта карета, — тихо сказал мистер Пиквик, обращаясь к мистеру Уинклю.

— Гм… э… что такое? — проговорил незнакомец.

— Я обратился к своему другу, сэр, — ответил мистер Пиквик, всегда готовый вступить в разговор. — Я хотел бы знать, у какой гостиницы в Бате останавливается карета? Быть может, вы мне сообщите?

— Вы едете в Бат? — спросил незнакомец.

— Да, сэр, — отозвался мистер Пиквик.

— И эти джентльмены?

— И они также, — сказал мистер Пиквик.

— Не внутри, надеюсь? Будь я проклят, если вы собираетесь ехать внутри! — воскликнул незнакомец.

— Не все, — сказал мистер Пиквик.

— Надеюсь, не все! — выразительно произнес незнакомец. — Я занял два места. Если они попробуют всунуть шестерых в этот адский ящик, который вмещает только четверых, я найму дорожную карету и подам в суд. Я заплатил за проезд. Это не пройдет. Я сказал клерку, когда брал места, что это не пройдет. Я знаю, как это у них делается… Я знаю, что они проделывают это ежедневно, но со мной они этого никогда не проделают. Тем, кто меня знает, это хорошо известно, черт побери!

Свирепый джентльмен неистово позвонил в колокольчик и объявил лакею, чтобы тот подал гренки через пять секунд, иначе ему придется плохо.

— Мой дорогой сэр, — сказал мистер Пиквик, — разрешите мне заметить, что такое волнение совершенно излишне. Я взял только два места внутри кареты.

— Рад это слышать, — отозвался свирепый человек. — Беру назад свои слова. Прошу извинения. Вот моя карточка. Разрешите познакомиться.

— С большим удовольствием, сэр, — ответил мистер Пиквик. — Нам предстоит быть попутчиками, и, надеюсь, мы будем довольны обществом друг друга.

— Надеюсь, — сказал свирепый джентльмен. — Уверен, что будем. Мне нравятся ваши лица, они приятны. Джентльмены, ваши руки и фамилии. Познакомимся.

Разумеется, за этой любезной речью последовал обмен дружескими приветствиями, и свирепый джентльмен тотчас же начал сообщать друзьям теми же короткими, резкими, отрывистыми фразами, что его фамилия Даулер, что он едет в Бат для развлечения, что прежде он служил в армии, что теперь он занялся коммерцией, как подобает джентльмену, что он живет на получаемые от этого доходы и что лицо, для которого заказано второе место, — не более и не менее как миссис Даулер, его законная супруга.

— Она прекрасная женщина, — сказал мистер Даулер. — Я горжусь ею. У меня есть для этого основания.

— Надеюсь, я буду иметь удовольствие судить об этом, — с улыбкой заметил мистер Пиквик.

— Будете, — отозвался Даулер. — Она познакомится с вами… она оценит вас. Я ухаживал за ней при своеобразных обстоятельствах. Я добился ее, дав опрометчивую клятву. Я ее увидел; я ее полюбил; я сделал предложение, она мне отказала. «Вы любите другого?» — «Пощадите мою стыдливость». — «Я его знаю?» — «Знаете». «Очень хорошо; если он не уедет отсюда, я сдеру с него кожу».

— Помилуй бог! — невольно воскликнул мистер Пиквик.

— Вы содрали кожу с этого джентльмена, сэр? — осведомился мистер Уинкль, сильно побледнев.

— Я написал ему записку. Я сказал, что это мучительная вещь. И это так.

— Несомненно, — вставил мистер Уинкль.

— Я сказал, что дал слово джентльмена содрать с него кожу. Моя репутация была поставлена на карту. У меня не было иного выхода. Как офицер службы его величества, я был обязан содрать с него кожу. Я жалел о такой необходимости, но я должен был это сделать. Он внял убеждениям, он понял, что законы службы выше всего. Он бежал. Я женился на ней. Вот и карета. Это ее голова.

Тут мистер Даулер указал на только что подъехавшую карету, из открытого окна которой выглядывала довольно хорошенькая особа в ярко-синей шляпе, отыскивавшая глазами кого-то в толпе на тротуаре, — должно быть, этого неистового человека.

Мистер Даулер расплатился и выбежал со своей дорожной шапкой, пальто и плащом; мистер Пиквик и его друзья последовали за ним, чтобы занять места.

Мистер Тапмен и мистер Снодграсс уселись на задних наружных местах кареты; мистер Уинкль расположился внутри, и мистер Пиквик готовился последовать за ним, как вдруг Сэм Уэллер подошел к своему хозяину и, шепча ему на ухо с видом глубоко таинственным, попросил разрешения поговорить с ним.

— Ну, Сэм, — сказал мистер Пиквик, — что случилось?

— Чудные дела делаются, сэр, — ответил Сэм.

— Что такое? — осведомился мистер Пиквик.

— А вот что, сэр, — отозвался Сэм. — Я очень боюсь, сэр, что владелец этой-вот кареты хочет сыграть с нами дерзкую штуку.

— В чем дело, Сэм? — спросил мистер Пиквик. — Наши фамилии не занесены в список пассажиров?

— Фамилии не только занесены в список пассажиров, сэр, — отозвался Сэм, — но одну из них они вдобавок еще написали на дверце кареты.

С этими словами Сэм указал на ту часть каретной дверцы, на которой обычно значится фамилия владельца; а там и в самом деле золотыми буквами внушительных размеров была начертана магическая фамилия «Пиквик».

— Ах, боже мой! — воскликнул мистер Пиквик, совершенно потрясенный таким совпадением. — Какая