Засим королевский юрисконсульт Снаббин обратился к присяжным с речью в защиту ответчика и произнес очень длинную, очень выразительную речь, в которой осыпал величайшими похвалами поведение и характер мистера Пиквика; но так как наши читатели могут составить более правильное представление о заслугах и качествах этого джентльмена, чем королевский юрисконсульт Снаббин, то мы считаем излишним излагать сколько-нибудь подробно наблюдения высокоученого джентльмена… Он пытался доказать, что предъявленные суду письма относились только к обеду мистера Пиквика или к приготовлению для приема в занимаемой им квартире по случаю его возвращения из какой-то загородной экскурсии. Достаточно добавить в общих словах, что он сделал все возможное для мистера Пиквика, а больше того, что можно сделать, не сделаешь, как гласит старая истина.

Судья Стейрли сказал напутственное слово по давно установленной и самой испытанной форме. Он прочел присяжным столько своих заметок, сколько успел расшифровать за такой короткий срок, и попутно дал беглые комментарии к свидетельским показаниям. Если миссис Бардл права, то совершенно ясно, что мистер Пиквик не прав, и если присяжные считают показания миссис Клаппинс достойными доверия, то они им поверят, а если не считают — они им, конечно, не поверят. Если они убеждены, что нарушение брачного обещания имело место, они решат дело в пользу истицы, с возмещением убытков, какое сочтут подобающим, а если, с другой стороны, они найдут, что никакого брачного обещания не было дано, то решат дело в пользу ответчика, без всякого возмещения убытков.

Затем присяжные удалились в совещательную комнату, чтобы обсудить дело, а судья удалился в отведенную для него комнату, чтобы подкрепиться бараньей котлетой и рюмкой хереса.

Прошло тревожных четверть часа; присяжные вернулись, и был вызван судья. Мистер Пиквик надел очки и с возбужденным видом и сильно бьющимся сердцем смотрел на старшину присяжных.

— Джентльмены, — сказал субъект в черном, — ваш вердикт вынесен единогласно?

— Да, — ответил старшина.

— Дело решено в пользу истицы, джентльмены, или в пользу ответчика?

— В пользу истицы.

— В какой сумме выражаются убытки, джентльмены?

— Семьсот пятьдесят фунтов.

Мистер Пиквик снял очки, старательно протер стекла, уложил очки в футляр и спрятал в карман; затем, натянув с большой аккуратностью перчатки и не спуская при этом глаз со старшины, он машинально вышел из суда вслед за мистером Перкером и его синим мешком.

Они задержались в боковой комнате, пока Перкер делал полагающиеся судебные взносы; здесь к мистеру Пиквику присоединились его друзья. И здесь же он встретил мистеров Додсона и Фогга, потиравших руки, не скрывая удовольствия.

— Ну, как, джентльмены? — сказал мистер Пиквик.

— Ну, как сэр? — сказал Додсон за себя и за партнера.

— Вы воображаете, что получите свои издержки, не так ли, джентльмены? — сказал мистер Пиквик.

Фогг сказал, что они считают это довольно вероятным. Додсон улыбнулся и сказал, что они постараются.

— Вы можете стараться, стараться и еще раз стараться, мистеры Додсон и Фогг! — с жаром воскликнул мистер Пиквик. — Но ни единого фартинга издержек и вознаграждения за убытки вы от меня не получите, хотя бы мне пришлось провести конец жизни в долговой тюрьме!

— Ха-ха! — рассмеялся Додсон. — Вы еще передумаете, прежде чем начнется следующая сессия, мистер Пиквик.

— Хи-хи-хи! Скоро мы это увидим, мистер Пиквик! — осклабился Фогг.

Онемев от негодования, мистер Пиквик позволил увести себя своему поверенному и друзьям и усадить в карету, которую нанял всегда бдительный Сэм Уэллер.

Сэм закрепил подножку и уже собирался вскочить на козлы, когда почувствовал, что кто-то дотронулся до его плеча, и, оглянувшись, увидел перед собою отца. Физиономия старого джентльмена выражала уныние, он серьезно покачал головой и сказал укоризненным тоном:

— Я так и знал, что выйдет из такого способа вести дела. О Сэмми, Сэмми, почему не было алиби!

— Разумеется, уважаемый сэр, вы не предполагаете в самом деле и всерьез — оставим раздражение в стороне — не платить судебных издержек и вознаграждения за убытки? — сказал маленький Перкер, явившись к мистеру Пиквику на следующее утро после суда.

— Ни полпенни, — твердо сказал мистер Пиквик. — Ни полпенни!

— Ура! Да здравствует принцип, как сказал ростовщик, когда не хотел переписать вексель, — заметил мистер Уэллер, который убирал со стола после завтрака.

— Сэм, — сказал мистер Пиквик, — будьте так добры, ступайте вниз.

— Есть, сэр, — ответил мистер Уэллер и, повинуясь деликатному намеку мистера Пиквика, удалился.

— Нет, Перкер, — сказал мистер Пиквик весьма серьезно, — мои друзья, здесь присутствующие, пытались отговорить меня от этого решения, но безуспешно. Я буду жить по-старому, пока противная сторона не получит полномочия привести в исполнение постановление суда; если они окажутся настолько подлы, что воспользуются этим и арестуют меня, я подчинюсь с полным спокойствием и безропотно. Когда они могут добиться этого?

— Они могут получить исполнительное решение, уважаемый сэр, на сумму вознаграждения за убытки и судебных издержек в следующую сессию, — ответил Перкер, — ровно через два месяца, уважаемый сэр.

— Очень хорошо, — сказал мистер Пиквик. — До тех пор, дорогой мой, не заговаривайте со мной об этом деле. А теперь, — продолжал мистер Пиквик, оглядывая своих друзей с добродушной улыбкой и поблескивая глазами, и этого блеска не могли ни затуманить, ни скрыть никакие очки, — единственный вопрос сводится к тому, куда нам направиться прежде всего?

Мистер Тапмен и мистер Снодграсс были слишком потрясены героизмом своего друга, чтобы дать какой-нибудь ответ; мистер Уинкль еще не настолько справился с воспоминанием о своих показаниях на суде, чтобы сделать какое бы то ни было замечание по какому бы то ни было поводу, и мистер Пиквик тщетно ждал ответа.

— Ну, что ж, — сказал сей джентльмен, — если вы предоставляете мне выбрать место, я предлагаю Бат[114]. Мне кажется, никто из нас там никогда не бывал.

Никто там не бывал; и так как эта идея была горячо поддержана Перкером, который считал весьма вероятным, что перемена обстановки и развлечение побудят мистера Пиквика изменить свое решение на лучшее и свое мнение о долговой тюрьме на худшее, то предложение было принято единогласно, и Сэм немедленно отправился в «Погреб Белого Коня» заказать пять мест в карете, отходившей в половине восьмого следующего утра.

Оставалось два внутренних места и три на крыше; поэтому Сэм Уэллер взял билеты на все места и, обменявшись с клерком билетной кассы несколькими комплиментами по поводу оловянной полукроны, которую ему предложили в счет сдачи, вернулся в «Джордж и Ястреб», где был не на шутку занят до ночи, стараясь компактнее уложить одежду и белье и изощряя свои способности в области механики на изобретение различных хитроумных способов приладить крышки к ящикам, не имеющим ни замков, ни петель.

Следующее утро было весьма неблагоприятно для путешествия — туманное, сырое и дождливое. Лошади, запряженные в пассажирские кареты, проехав по городу, окутаны были таким облаком пара, что наружные пассажиры стали невидимками. Газетчики промокли, и от них пахло плесенью; вода стекала со