О, как Кабанчик наш рыдал, Как на себе щетинку рвал! Еще бы: маленький нахал, Обижен он судьбой! Тут Лягушонок на него Зрачок набычил свой: «О чем ты плачешь? Ничего! Есть горе хуже твоего!» «Я толстый, только и всего: Обижен я судьбой!» 
Раздулся Лягушонок тут И стал гора горой. «Не плачь! Пусть слезы не текут! Я научу, взяв грош за труд — И через несколько минут Поспоришь ты с судьбой! Начни сначала, милый мой, Ты с кочки небольшой, Трудись упорно день-деньской — А там, глядишь, и над стеной В двенадцать футов вышиной Махнешь, как над судьбой!» Кабанчик так и подскочил: «Ах, Лягушонок мой! Меня ты просто окрылил! Уж я не пожалею сил, Нет! Лишь бы ты меня учил, Как прыгать над судьбой!» «Меня сначала угости Бараньей отбивной, Пониже хвостик опусти И сосчитай до десяти, Согни коленки — и лети, Подпрыгнув над судьбой!» Кабанчик бедный, как дурак, Подпрыгнул над трубой — Но дело вышло не пустяк: О камень шлепнулся он — так, Что кости затрещали: «Крак!» Вот так! Не спорь с судьбой! 
Читая эти стихи, Другой Профессор подошел к камину и уперся головой в дымоход. Затем, неловко повернувшись, он потерял равновесие и полетел вниз головой в каминную решетку. Его огромная голова застряла между прутьями, он весь перепачкался и никак не мог освободить ее.
Бруно не упустил случая заметить:
— Я уж подумал, он хочет поглядеть, сколько народу может уместиться за середкой.
— Решеткой, а не середкой, — поправила его Сильвия.
— Не говори чепуху! — возразил Бруно.
Вся эта беседа происходила в то самое время, пока Другой Профессор старался выбраться из ловушки.
— У вас лицо черное как уголь! — испуганно воскликнула Императрица. — Если позволите, я велю подать вам мыло!
— Не стоит, благодарю вас, — отвечал Другой Профессор, отвернувшись. — Черный — это тоже вполне благородный цвет. К тому же мыло без воды ничем не поможет…
И он, отвернувшись от слушателей, принялся читать Вводные Стихи:
Пташки пишут книжки И забавный стих, Но — для поварих… Лучше их обшарить Взглядом — но не жарить Жарка портит их. Пташки на волынке Любят поиграть Для гостей опять. Но бросают гости Шиллинг им со злости: — Хватит! Перестать! Пташки крокодила Окунают в крем. Бред! А между тем В креме крокодилы Просто очень милы И не злы совсем! Верблюд пришел, и день погас
