Но в воздухе перед ними мономолекурярной нитью вспыхнул не газовый разряд – а самый настоящий протуберанец. Раскаленный до шести тысяч градусов жгут из нуклонов, обнаженных давлением и температурой, с электронными облаками, сорванными с орбит и вдавленными внутрь ядра. Первый штурмовик вскрикнул так, что слышно было даже сквозь броню. Тот, кто висел на лестнице в середине, потерял равновесие и с грохотом рухнул вниз.
Термоядерная плазма мгновенно потеряла стабильность, электрический ток тек по ней в одну сторону, дуга с негромким хлопком исчезла, и раньше, чем это произошло, система управления среагировала мгновенно, отсекая поврежденный контур от общей сети.
Ван Эрлик не удивился бы, если бы ему сказали, что он получил смертельную дозу радиации. «Шеломам» должно было достаться еще больше, но их броня снижала дозу втрое.
Ван Эрлик вскочил и начал палить в ослепленного боевика, почти в упор, с расстояния семи метров. В глазах его плавали огненные круги.
Лазерные вспышки выхватывали из темноты купола, поршни, крупную ячею ограждения и гротекскную, почти не напоминающую человека фигуру с треугольником шлема вместо головы. Туда, где этот треугольник сочленялся с туловищем, и палил ван Эрлик.
На третьем выстреле на броне появилась вишневая точка. На пятом точка превратилась в крошечное пятнышко. Девятый выстрел оказался для «Шелома» роковым: сегменты брони брызнули бордовыми каплями, раскаленная сталь мешалась с вскипающей кровью.
Эйрик дернул штурмовика на себя, и тот с грохотом повалился к его ногам.
Отрезанная голова покатилась вниз, к сетке. Эйрик поднес бластер к броне и переключил его в непрерывный режим.
По подсчетам ван Эрлика, у него было еще около двух секунд, чтобы обзавестись чем-то посерьезней ручного «Харальда».
В следующую секунду труп поднял правую руку, и встроенный в нее веерник ударил в купол, опалив волосы ван Эрлика. Эйрик бросился вбок, запнулся за какую-то железяку, перевернулся в воздухе и ударился боком о заграждение. Новая очередь, – на этот раз из мощного шестиствольного излучателя, – снесла за ним две секции трубопровода. Из одной повалил белый сладковатый дым, слегка подсвеченный изнутри ионизированными атомами. Снизу ударил третий луч.
Эйрик мгновенно понял, что происходит.
Двое «Шеломов» внизу были ослеплены. Третий и вовсе был труп.
Но кто-то из дежурки взял на себя управление боевой броней, и ему больше не были нужны ослепленные глаза штурмовиков. Данные передавали датчики, в изобилии установленные по всему залу. Оператор в дежурке, возможно, тоже был ошарашен вспышкой, и он пока не мог согласовать внутренние настройки брони и внешние данные от камер наблюдения, но, судя по скорости, с которой в него стреляли, человек в дежурке был способным учеником.
Безголовый труп повернулся спиной, и Эйрик ван Эрлик увидел, в неверных сполохах ионизированного газа, на дистанции в пять метров, как соскальзывает вниз шторка спинного огнемета.
В выжженной приемной губернатора Дом Келен медленно приходил в себя. Если б в него выстрелили, когда он еще был русалкой, он, вероятно, был бы убит или хотя бы серьезно ранен. Но еще до залпа огнемета большая часть его тела находилась в газообразной форме, и два миллиона килоджоулей не причили ему особого вреда.
Частично они ускорили преобразование, так как Келен нуждался во внешних источниках энергии.
Дом Келен завершил синтез и частью выплыл в дверь, ведующую в губернаторский кабинет, а частью – в вентиляционную решетку. Через полторы минуты он расширился настолько, что молекулы его смешались с воздухом почти на всем первом этаже; еще через две минуты он вплыл на этаж ниже и проник в дежурку.
В этот момент в него было уже бесполезно стрелять. Дом Келен отличался от воздуха на двух этажах только наличием паттернов для самосборки молекул. Оператор в дежурке дышал им и видел сквозь него.
Оператор – двадцатилетний высокий парень с черными глазами и лошадиной челюстью – не верил своим глазам.
Заговоренный бандит остался жив после «локалки», уцелел после падения с пяти метров, и вот теперь он вывел из строя двоих и убил Миллисора!
Лазерные лучи прошли мимо. Плазмой в машинном зале было пользоваться запрещено. Оператору было плевать на запрещение. Зеленая черта прицела сошлась на животе ван Эрлика. Оператор нажал клавишу.
Дом Келен никогда не убивал людей. Считалось, что это вообще невозможно, хотя Дом и его сородичи прекрасно понимали, как они могли бы это сделать.
Дом Келен никогда не пользовался приборами. Этого он физически не мог. Интеллектуальный барьер, разделающий математику
Но Келен всю жизнь привык брать молекулы для самосборки из окружающего пространства, и если для редких функций ему требовались редкие молекулы, – что ж, их следовало достать оттуда, где они есть.
Сенсоры и командные блоки, позволяющие оператору следить за происходящим в машинном зале, использовали в своей работе наноцепочки атомов: индия, стронция, германия.
Так получилось, что Дом Келену тоже понадобились эти атомы, и с наномолекулярных проводников мгновенно исчезли части «слойки».
Палец оператора ушел в клавиатуру с глухим стуком. Картинка исчезла. Через мгновение потух и сам экран.
Внизу, в машинном зале, безголовый боевик пошатнулся и рухнул на купол полутонной кучей металлолома.
Госпожа Илена закончила разговор с полковником Росой, царственно улыбнулась и откинулась на спинку кресла. Комм запищал через полторы минуты после начала тревоги, и это было первое известие, которое госпожа Илена получила о происходящем.
«Барры. Он сказал – „барры“. Это значило, что обоим баррам –
Это значило, что ван Эрлик остался один. В огромной вилле с пятью подземными этажами и дюжиной охранников.
Один человек и два барра имели шансы победить при таком раскладе. Человек без барров их не имел. Правда, при ван Эрлике было еще одно существо, способности которого были необыкновенны, но, увы, значительно преувеличены. Госпожа Илена совершенно точно знала, что хариты не умеют убивать.
Господь спаси человечество, если барры научатся драться, не видя противника; и если хариты научатся убивать.
Госпожа Илена подумала, какова вероятность того, что ван Эрлика захватят живым, и нашла ее очень низкой. Это радовало. Конечно, платить за горшки, разбитые сегодня, придется все равно, но если ван Эрлик останется жив, платить придется гораздо больше.
Госпожа Илена вообще не решилась бы на сегодняшнюю операцию, если бы не знала, что губернатор Шан Шаннери возьмет отступное за все, что угодно – даже за неудавшееся убийство его самого.
В этом и было основное отличие губернатора Шаннери от госпожи Илены в частности и чиновника от бандита вообще. И губернатор, и госпожа Илена могли выставить на продажу все; они могли торговать должностями и жизнями, союзниками и близкими; лейстомериями и «пылью радости». Но была одна трансакция, в которую госпожа Илена никогда не вступала. Враг госпожи Илены никогда не мог купить у нее свою жизнь, – и на этом покоились ее власть и и ее превосходство над губернатором Шаном Шаннери.
Жаль. Ван Эрлик был хороший мальчик.
И он так трогательно пытался сохранить лицо и не дать понять, что у него нет «Эдема».
Госпожа Илена нажала на клавишу, и перед ней нарисовалось озабоченное лицо главы планетарной Службы Новостей.
– В резиденции губернатора что-то происходит, Марек, – сказала она, – неплохо бы послать туда