Шаннери.

Танк упрямо полз вверх. До расселины, за которой вздымалась стена комплекса, оставалось триста метров.

Проклятый слизняк Теофан, разваливший империю! Основатель завоевал для людей всю Галактику, а предатели и коллаборационисты испортили все дурацким враньем о равенстве рас!

Кто-то изумленно заорал, тыча пальцем в экран. Эфир заполонила отборная ругань. Подполковник Роса глянул на тактический дисплей и увидел, что красных точек стали тысячи.

– Они атакуют! – орали в эфире.

Из динамиков летели стрельба и дикие крики.

– Они летят к нам! – закричал сержант Тарр, указывая на тридцать точек, с поразительной скоростью устремившихся прямо к танку в сорока метрах от земли.

– Огонь по готовности! – заорал Роса.

Гиперпушка была устроена по тому же принципу, что и локальный гиперпереходник. Она выстреливала в цель снаряд, который на заданном расстоянии распадался на миллионы крошечных сфер, вызывавших локальный гиперсдвиг. Гиперпушка делала решето не из предмета, – а из самого пространства.

Росе однажды довелось видеть баррийский дом, по которому выстрелили из гиперпушки. Стены дома по-прежнему стояли, но из базальтовых глыб они превратились в каменное кружево, через которое был виден зеленый дворик с темными кружочками в траве и баррийский детеныш, с десятками круглых дырочек на белоснежных перьях, через которые выливалась алая, совершенно человеческая кровь.

Радужное сияние на мгновение окутало небо над скалами. Грохот схлопнувшегося воздуха ударил по ушам.

Красные точки продолжали полет. Это было невероятно. Даже если бы нападающие были облачены в полную силовую броню, гиперпушка смолола бы их в труху. Ни броня, ни поле не помогали. При стрельбе из гиперпушки элементом, поражающим противника, становились сами фрагменты противника, смещенные относительно прежних координат.

– Огонь! Еще огонь! – заорал Роса.

Пот заливал глаза. Яйца ттакки! Чертовы барры не только взяли в жгуты оружие, они сумели защититься от гиперпушки!

– Огонь!

Красные точки брызнули во все стороны, одна из них вылетела из-за сучьев прямо на танк, и тут Роса впервые увидел в видеодиапазоне то, во что он стрелял из самого мощного наземного оружия, придуманного человеком: это была крошечная, раскрашенная во все цвета радуги птичка размером не больше пяти сантиметров.

Росе понадобилось еще несколько секунд, чтобы осознать, что случилось.

– Это ложные цели! – заорал он, – барры выпустили зверинец!

Шагающий экскаватор, управляемый щуплым парнишкой, которых из своих семнадцати лет три провел в тюрьме за грабеж, и еще два в воспитательном доме за заказное убийство, наконец дополз до Южной Казармы.

В эти – первые несколько минут паники, – никто не обратил внимания на машину, а ее оператор, по иронии судьбы, тактической картой был опознан как «свой», ибо имел соответствующее удостоверение, выданное ему при входе.

Стрела с почвозаборным венчиком описала в воздухе полукруг. Лазерная насадка вошла, как в масло, в решетчатые опоры семидесятиметровой башни.

Губернатор Шаннери считал крайне неразумным пользоваться для связи внутри усадьбы спутниковой сетью Ярмарки. Сеть принадлежала госпоже Илене Саная, и губернатор не сомневался, что все переговоры будут перехвачены и расшифрованы.

Поэтому связь между подразделениями охраны шла на ультракоротких волнах, и ее надежно обеспечивала одна-единственная вышка в южном секторе плато. Почвозаборный венчик, предназначенный для проходки базальта со скоростью полметра в минуту, перемолол первую стальную ферму за пятнадцать секунд.

Охране потребовалось две минуты, чтобы сообразить, что происходит, выдвинуться на позиции и начать обстрел экскаватора. Пареньку понадобилось полторы минуты, чтобы закончить работу.

Башня заскрипела и накренилась, парень открыл кабину, чтобы выпрыгнуть, но задержался, последний раз фиксируя положение резака.

В следующую секунду в кабину влетел термобарический заряд, пущенный сержантом охраны.

Тысячи капелек смешанного с серебром алханина с негромким хлопком рассеялись в воздухе, а потом вспыхнули, вбирая в себя кислород. Парень сгорел мгновенно.

Его последняя мысль была о том, что теперь его сестра получит богатое приданое, а младший брат станет телохранителем леди Илены.

Если бы ему сказали, что психология члена Семьи удивительно похожа на психологию барра, он бы не понял и обиделся: как и большинство уголовников, паренек был ярым ксенофобом.

Башня рухнула. Тактические экраны погасли. В шлемах воцарилась тишина, прерываемая неясными всхлипами статического электричества. В ослепшем и оглохшем танке Росы оператор связи, отчаянно матерясь, пытался найти хоть один работающий канал.

– Есть спутник! – радостно заорал он.

Экран ожил. Но это была всего лишь популярная новостная программа «27 часов».

– Сегодня губернатор Шан Шанери, – сказал ведущий, – посетил новый детский сад в западном секторе столицы. Он возжег фимиам у портрета императора и отметил растущий уровень законности и порядка на Ттакке-3.

Было уже два часа дня, когда губернатор Шан Шаннери снова появился в медотсеке. Охранник в полуброне нес за ним маленького Денеса.

Чеслав Трастамара лежал на койке, и когда он открывал глаза, он видел высоко над собой всевидящий зрачок видеошара.

Чеслав Трастамара знал, что следующего допроса он не выдержит.

Техника Ли требовала полного контроля над телом через биохимические добавки, и полного контроля над нервной системой; но больше всего она требовала цели. Весь комплекс приемов, позволявших избежать допроса, был построен на непереклонной воле спецагента.

Целью Чеслава Трастамары, с тех пор, как он себя помнил, и даже еще до тех пор, было – служить империи. Это значило, в том числе, служить ее чиновникам, – таким, как Эрад Тарета и Шан Шаннери.

Чеслав Трастамара не хотел служить Шану Шаннери, который готов был нанять пиратский корабль, лишь бы проучить своих конкурентов. К тому же Чеслав был вовсе не уверен, что Шан Шаннери ищет Эйрика ван Эрлика именно для этого. Скорее всего, губернатор Шаннери хотел поймать ван Эрлика, а потом посмотреть, что выгодней: получить за Кровавого Пса ван Эрлика три на десять в восьмой эргталеров или нанять его для блокады Ярмарки.

Словом, у потомственного генерала и курсанта высшей школы Службы Опеки Чеслава Трастамары не было цели, ради которой стоило молчать. У него была причина молчать, заключавшаяся в том, что он не мог назвать губернатору Ярмарки свое настоящее имя и не мог признаться, что Эйрик ван Эрлик был бы рад приплатить палачам губернатора, так счастливо избавившим его от надзирателя и спецагента.

«Защитник империи действует, исходя из цели, вор и бандит действует, исходя из причины». Так начинался спецкурс старого Ли.

Губернатор остановился перед Чеславом, ткнул в него и спросил:

– Ты сын ван Эрлика или его любовник?

Чеслав молчал.

– Сколько ван Эрлик заплатит за твое освобождение? Где он?

Молчание.

Губернатор пожал плечами, он подошел к столику справа от Чеслава и нажал на клавишу. Столик с тихим звоном разъехался: на поверхность выскочила красная капсула.

– Знаешь, что это? – спросил губернатор.

– Лейстомерия, – сказал Чеслав.