Мэй-мэй судорожно вздохнула, веер выскользнул из ее рук и полетел на пол.

– Кровь господня! – вырвалось у нее по-английски. А Сам на короткое мгновение подняла глаза, и Мэй-мэй тут же овладела собой. Гордон Чен поднял веер и, низко склонившись, подал ей.

– Благодарю. – продолжала она на сучьжоу. – Однако я предпочитаю вон тот корабль. – Мэй-мэй указала веером на «Белую Ведьму». Она все еще дрожала от страшного осознания того, что Гордон Чен подумал, будто она желает смерти ее обожаемого Тай-Пэна. – Тот другой – бесценный нефрит. Бесценный, ты слышишь? Неприкосновенный, клянусь богами. Как смеешь ты быть таким дерзким, чтобы думать иначе.

Облегчение, которое он испытал, было почти осязаемым.

– Простите меня, повелительница. Я бы поклонился тысячу раз здесь и сейчас, чтобы показать, насколько глубоко мое раскаяние, но это могло бы показаться странным вашей рабыне, – скороговоркой забормотал он, нарочно смешивая мандаринские слова с сучьжоу. – На какой-то миг дьявол пролез в мою дурную голову, и я недостаточно хорошо вас понял. Конечно, я никогда, никогда в жизни не стал бы сравнивать эти корабли, один с другим.

– Хорошо, – сказала она. – Если хоть один волосок пеньковой веревки, хоть одна щепка упадут с того, другого, я последую за нечестивцем, который осмелится осквернить несравненное совершенство такого нефрита, в самое чрево ада и там ногтями раздеру ему мошонку, вырву глаза и скормлю ему его собственные внутренности!

Гордон Чен содрогнулся в душе, но голос его по-прежнему оставался спокойным и почтительным.

– Не беспокойтесь, высокочтимая госпожа. Не беспокойтесь. Я отобью сто низких поклонов в наказание за то, что не понял разницы между драгоценным нефритом и деревом. Я никогда бы не дал повода… мне бы ни в коем случае не хотелось, чтобы у вас осталась хоть тень сомнения в том, что я понял все правильно.

– Хорошо.

– А сейчас, если вы извините меня, высокочтимая госпожа, я немедленно, не откладывая, займусь своим делом.

– Твое дело еще не закончено, – резко произнесла она. – И приличия требуют, чтобы вы выпили еще чаю. – Она повелительно хлопнула в ладоши и приказала А Сам приготовить свежий чай. И горячие полотенца. Когда А Сам вернулась, Мэй-мэй заговорила на кантонском: – Я слышала, в скором времени многие корабли отплывают в Макао, – сказала она.

Тут Гордон Чен сразу понял, что Брока следует устранить в Макао, и без промедления.

Лицо А Сам озарилось улыбкой.

– Вы думаете, мы тоже поедем? О, я была бы счастлива вновь увидеть Макао. – Она игриво посмотрела на Гордона Чена: – Вы знаете Макао, досточтимый господин?

– Конечно, – ответил он. Обычно рабыня не осмелилась бы обратиться к нему. Но он знал, что А Сам была посвящена во многие секреты Мэй-мэй, являлась ее личной рабыней и потому имела некоторые особые привилегии. К тому же он находил ее очень хорошенькой – для девушки-танка. Он перевел взгляд на Мэй-мэй: – К сожалению, я не смогу поехать туда в этом году. Хотя многие из моих друзей постоянно ездят туда и обратно.

Мэй-мэй кивнула.

– Ты слышал, что варварский сын Отца был помолвлен вчера вечером? Можешь ты себе представить? С дочерью его врага. Совсем невероятные люди эти варвары!

– Да, – сказал Гордон Чен, удивляясь про себя, что Мэй-мэй сочла необходимым еще раз пояснить ему, что Брок должен исчезнуть с лица земли. Не может же быть, чтобы она хотела уничтожения всей семьи? – Неслыханно.

– Хотя до их отца мне дела нет: он стар, и, если боги справедливы, его йосс скоро кончится. – Мэй- мэй тряхнула головой, заставив зазвенеть все нефритовые и серебряные украшения. – Что же касается девушки, ну, я полагаю, она принесет своему мужу хороших сыновей – хотя я действительно не в состоянии себе представить, что мужчина может найти в таком толстоногом, коровногрудом создании.

– Да, – согласно кивнул Гордон. Значит, Брока убивать не нужно. И дочь тоже. Остаются мать и брат. Мать – крайне маловероятно, следовательно, это брат – Горт. Но почему только брат, почему один только Горт Брок? Почему не отец и брат? Ведь оба представляют очевидную опасность для Тай-Пэна. Уважение Гордона к своему отцу увеличилось невероятно. Как тонко с его стороны представить дело так, будто Мэй- мэй сама вздумала уничтожить Горта! Как хитро он поступил, прозрачно намекнув на это Мэй-мэй, которая обратилась к Дзин-куа, который обратился ко мне! Какой это изысканный план! Конечно, говорил он себе, это означает, что Тай-Пэн знал о том, что Мэй-мэй передала секретную информацию дальше – должно быть, он специально дал ей эти сведения, чтобы Дзин-куа оказался у нее в долгу. Но знает ли он, следовательно, и о Триадах? И обо мне? Разумеется, нет.

Он почувствовал себя очень усталым. Его разум был измотан чрезмерным напряжением этого разговора и постоянным ощущением близкой опасности. И его серьезно тревожило то, что мандарины усилили гонения на Триад в Квантуне. А также в Макао. И даже в Тай Пинь Шане. У мандаринов было много агентов среди обитателей холма, и, хотя большинство из них были ему известны и четверо из них уже устранены, тревога, которую несло с собой их присутствие, действовала на него угнетающе. Если станет известно, что он возглавляет движение Триад на Гонконге, он уже никогда не сможет вернуться в Кантон, и жизнь его не будет стоить даже испражнений самого бедного владельца сампана.

И, опять же, рассудок его растворялся в изысканном благоухании Мэй-мэй и в откровенной, животной привлекательности А Сам. Я бы не прочь покрыть рабыню, подумал он. Но это будет неразумно. И опасно. Разве что Мать сама мне предложит. Лучше скорее вернуться в Тай Пинь Шан в объятия его наложницы, самой дорогой из всех на холме. Клянусь богами, она почти стоит той тысячи тэйлов, которую я за нее заплатил. Сегодня мы будем любить друг друга десять раз десятью разными способами.

Он улыбнулся про себя. Будь честен, Гордон, это произойдет всего лишь трижды. Да и трижды-то, если поможет йосс – но зато как это будет чудесно!

– Я опечален, что не смогу поехать в Макао, – сказал он. – Я полагаю, все новые родственники Отца по браку отправятся туда? Особенно сын?

– Да, – ответила Мэй-мэй, сладко вздохнув: теперь она знала, была уверена, что ее поняли правильно. – Я так думаю.

– Ха! – с отвращением воскликнула А Сам. – Для всех настанет великая радость, когда сын покинет Гонконг.

– Почему? – заинтересовалась Мэй-мэй, и Гордон Чен тоже насторожился, в миг забыв о своей усталости.

А Сам приберегала эту редкую новость как раз для такого вот драматичного момента.

– Этот сын – настоящий варварский дьявол. Он ходит в один из варварских борделей два или даже три раза в неделю.

Она замолчала и принялась заново наполнять их чашки.

– Ну, продолжай же, А Сам, – нетерпеливо приказала Мэй-мэй.

– Он бьет их, – со значением сказала рабыня.

– Возможно, они не могут угодить ему, – заметила Мэй-мэй. – Хорошая взбучка никак не повредит этим варварским шлюхам.

– Да. Но он порет их кнутом и терзает их, прежде чем лечь с ними.

– Что, каждый раз? – недоверчиво спросила Мэй-мэй.

– Каждый раз, – уверенно ответила А Сам. – Он платит за битье, а потом платит за... ну, за очень короткую игру – потому что, похоже, это все, что следует дальше. Пф-ф-фт! Только оказался внутри – и сразу готово, – она щелкнула пальцами, – просто вот так!

– Ха! Откуда ты все это знаешь, а? – требовательно спросила Мэй-мэй. – По-моему, ты заслуживаешь хорошего щипка. Мне кажется, ты все это просто выдумываешь, рабыня со ртом, наполненным навозными жуками!

– Я ни в коем случае ничего не выдумываю, Мать. Эта варварская мадам... ну, старая ведьма с невозможным именем? Та, которая со стеклянными глазами и невероятными вынимающимися зубами?