– Фортерингилл? – спросил Гордон Чен.

– Совершенно верно, досточтимый господин. Фортерингилл. Так вот, у этой мадам самый большой дом в Куинз Тауне. Недавно она купила шесть девушек-танка и одну девушку из Кантона. Одна из...

– Девушек-танка было пять, – поправил ее Гордон Чен.

– Ты занимаешься и этим тоже? – вежливо поинтересовалась Мэй-мэй.

– О да, – ответил он. – Это дело становится весьма прибыльным.

– Продолжай, А Сам, девочка моя.

– Так вот, Мать, как я говорила, одна из девушек-танка доводится родственницей А Тат, которая, как вы знаете, состоит в родстве с моей матерью, и эту девушку назначили к нему на всю ночь. Одного раза было достаточно! – А Сам еще больше понизила голос: – Он чуть-чуть не убил ее. Он хлестал ее по животу и по ягодицам, пока не потекла кровь, а потом заставил проделывать всякие особенные вещи с его органом. Потом...

– Какие особенные вещи? – тоже шепотом спросил Гордон Чен, подаваясь вперед.

– Да, – сказала Мэй-мэй, – какие вещи?

– Не по мне, конечно, пересказывать такие необычайные и непристойные занятия, – о боги, нет – но она должна была, и с большим искусством, почтить его орган всеми своими частями.

– Всеми?

– Всеми, Мать. И это после ужасных побоев и после того, как он кусал, и пинал, и терзал ее. Ай-йа, бедная девушка едва не умерла.

– Как необычно все это! – Мэй-мэй удивилась, потом резко бросила рабыне: – И все-таки я думаю, что ты сочиняешь. А Сам. Помнится, ты сама говорила, что для него это всегда бывает, – она величественно щелкнула пальцами, – пф-фт, – вот так.

– Так и есть. И он всегда ужасно ругается и обвиняет во всем девушку, хотя это не ее вина. В этом-то и заключается его главная беда. В этом и еще в том, что у него такой маленький и вялый. – А Сам воздела руки к небу и заголосила: – Пусть я умру старой высохшей девой, если я солгала! Пусть моих предков пожрут черви, если я солгала! Пусть предков моих предков пожрут черви, если я солгала! Пусть предки моих предков никогда не знают покоя и никогда не возродятся, если я солгала! Пусть моя...

– О, ну хорошо, А Сам, – раздраженно оборвала ее Мэй-мэй. – Я тебе верю.

После этого А Сам обиженно вернулась к своей чашке с чаем.

– Как бы я осмелилась лгать моей превосходнейшей Матери и ее досточтимому родственнику? Но я считаю, что боги непременно должны покарать такого варварского зверя!

– Да, – сказал Гордон Чен.

И Мэй-мэй улыбнулась про себя.

В тот же день Струан отправился на «Китайское Облако». Он отослал капитана Орлова на одну из лорок и распорядился, чтобы Сергеева доставили в просторную каюту на «Отдыхающем Облаке». Потом приказал поставить все паруса, поднять якоря и, покинув гавань, устремился в безбрежные просторы океана.

Три дня подряд клипер, послушный его воле, летел, как стрела, на юго-восток, с наполненными ветром парусами на поскрипывающих реях.

Струан ушел в море, чтобы очиститься, смыть с души суетную бренность, слова Сары, потерю Робба и Карен. И благословить Мэй-мэй и ту радость, которую она ему дарила.

Он припал к груди океана, как любящий сын, пробывший на чужбине целую вечность, и океан приветствовал его шквалом и штормом, грозным, но не неистовым, не подвергая опасности корабль и того, кто им управлял. Океан отмерял свое богатство с осторожностью, возвращая ему силу, жизнь, достоинство и благословляя так, как только море может благословить человека, очищая его так, как может очистить только океан.

Струан гнал себя так же, как гнал свой корабль: без сна, на пределе своих сил. Вахта сменялась за вахтой, а он все так же расхаживал по юту, встречая рассвет, потом второй, потом третий, тихо что-то напевая про себя и едва прикасаясь к пище. И открывая рот только для того, чтобы приказать еще больше увеличить скорость, заменить порванный парус или поставить еще один. Он стремился в самое сердце Тихого океана, в бесконечность.

На четвертый день он повернул назад и полсугок гнал корабль на северо-запад. Затем лег в дрейф, спустился вниз, побрился, принял ванну, проспал целый день и целую ночь, а наутро съел плотный завтрак. Потом он поднялся на палубу.

– Доброе утро, сэр-р, – приветствовал его Кьюдахи.

– Возьмите курс на Гонконг.

– Слушаюсь, сэр-р.

Он оставался на юте весь день и часть ночи, потом опять заснул. С рассветом он взял высоту солнца, сделал отметку на карте и вновь приказал лечь в дрейф. Он разделся донага, нырнул через борт в воду и поплыл рядом с кораблем. Матросы суеверно перекрестились: вокруг клипера кругами ходили акулы.

Но ни одна из акул не приблизилась к Тай-Пэну.

Он взобрался на палубу и приказал вычистить и без того безупречно чистый корабль, надраить палубы швабрами с водой и песком, заменить такелаж, починить паруса, почистить шпигаты и пушки. Всю свою одежду и одежду команды он выбросил за борт. Потом распорядился выдать матросам и офицерам все новое, и сам облачился в матросскую куртку и штаны.

Вся команда получила по двойной чарке рома.

На рассвете седьмого дня на горизонте прямо по курсу показался Гонконг. Пик был окутан туманом. Небо покрывали перистые облака, внизу жадно перекатывались тяжелые валы.

Он стоял на бушприте, под его ногами кипела морская пена.

– Делай теперь, что хочешь, Остров! – крикнул он вслед восточному ветру. – Я вернулся домой!

«Китайское Облако» вошел в гавань через западный пролив. Ярко светило утреннее солнце, ветер с востока был ровным – и влажным.

Струан, голый по пояс, покрытый темным загаром, с выгоревшими на солнце золотисто-рыжими волосами, стоял на квартердеке. Он навел свой бинокль на корабли в гавани. Первым делом «Отдыхающее Облако». На бизани трепетали на ветру кодовые флажки: «Зенит» – владельцу немедленно прибыть на борт. Этого следовало ожидать, подумал он. Струан вспомнил тот последний раз – казалось, с тех пор прошла целая вечность – когда увидел «Зенит» на «Грозовом Облаке»; в тот день это слово возвещало о стольких смертях и о приезде Кулума.

За прошедшую неделю в гавани прибавилось десантных кораблей. Все они были под флагом Ост- Индской Компании. Хорошо. Начали прибывать подкрепления. Рядом с флагманом он увидел большую трехмачтовую бригантину. На корме развевался русский флаг, на вершине грот-мачты – царский вымпел. По волнам гавани сновало гораздо больше джонок и сампанов, чем обычно.

Внимательно осмотрев остальные корабли, он повернулся к берегу; запах моря приятно смешивался с запахами суши. Он отметил какое-то оживление рядом с Глессинг Пойнтом; на Куинз Роуд было полно европейцев, сопровождаемых толпами нищих. Ему показалось, что Тай Пинь Шан заметно увеличился в размерах.

Над покинутой факторией «Благородного Дома» плескался на ветру «Лев и Дракон», осеняя