жизнь в нескончаемое страдание и никогда не уедет.
– Совершенно справедливо, – согласился Квэнс хриплым шепотом и бросился к двери, но вдруг он остановился: – Деньги! Мне понадобятся деньги. Ты не мог бы предоставить мне небольшую ссуду, Тай- Пэн?
Струан уже держал в руке объемистый кошелек с золотом.
– Здесь сто гиней. Я включу их в твой счет.
Кошелек исчез в кармане Квэнса. Аристотель еще раз обнял Струана и послал воздушный поцелуй портрету над камином.
– Десять портретов несравненнейшей Мэй-мэй. На десять гиней ниже моей обычной цены, клянусь Богом. О, бессмертный Квэнс, я обожаю тебя. Свободен! Свободен, клянусь Богом!
Он два раза взбрыкнул ногами, изображая канкан, бросился в раскрытую дверь и исчез.
Мэй-мэй рассматривала нефритовый браслет. Она поднесла его поближе к солнечному свету, падавшему в открытое окно каюты, и скрупулезно обследовала. Нет, она не ошиблась: на браслете действительно была искусно вырезана стрела и иероглифы, означавшие «птенцы надежды».
– Это прекрасный нефрит, – сказала она на мандаринском.
– Благодарю вас, Повелительница Повелителей, – ответил Гордон Чен на том же языке.
– Да, очень красивый, – повторила Мэй-мэй, возвращая ему украшение, которое он минуту назад снял со своей руки. Гордон Чен принял браслет, помедлил мгновение, с наслаждением ощущая кожей его гладкую поверхность, но на руку надевать не стал, а вместо этого уверенным коротким движением выбросил браслет в окно и проследил за ним взглядом, пока он не исчез под водой.
– Я почел бы за честь, если бы вы приняли его в дар, высокочтимая госпожа. Но некоторые подарки принадлежат черной глубине моря.
– Ты очень мудр, сын мой. Только я не высокочтимая госпожа. Всего лишь наложница.
– У Отца нет жены. Следовательно, вы его Тай-тай.
Мэй-мэй не ответила. Ее ошеломило то, что посланцем Дзин-куа оказался Гордон Чен. И, несмотря на предъявленный браслет, она решила быть очень осторожной и говорить загадками, на случай, если браслет был им перехвачен. Она знала, что и Гордон Чен будет в равной степени осторожен и предпочтет говорить иносказательно.
– Ты выпьешь чаю?
– Это было бы слишком хлопотно для вас, Мать. Очень хлопотно.
– Нисколько не хлопотно, сын мой. – Она прошла в следующую каюту. Гордон Чен последовал за ней, преклоняясь перед красотой ее походки и ее крошечными ногами, едва не теряя голову от изысканного аромата ее духов. Ты полюбил ее с того самого момента, когда увидел, сказал он себе. В каком-то смысле она твое творение, ибо именно ты передал ей варварскую речь и варварские мысли.
Он благословил свой йосс за то, что Тай-Пэн был его отцом, и его уважение к нему не знало границ. Он понимал, что без этого уважения его любовь к Мэй-мэй не смогла бы остаться сыновней. Подали чай, и Мэй-мэй отпустила Лим Дина, но, соблюдая приличия, позволила А Сам остаться. Она знала, что А Сам не понимает диалекта провинции Сучьжоу, на котором и возобновила разговор с Гордоном.
– Стрела может быть очень опасна.
– Да, высокочтимая госпожа, в неверных руках. Вы интересуетесь стрельбой из лука?
– Когда я была очень маленькой, мы часто пускали воздушных змеев, мой брат и я. Один раз я стреляла из лука, но это очень напугало меня. Однако я полагаю, иногда стрела может быть даром богов и потому не опасна.
Гордон Чен задумался на мгновение, потом почтительно кивнул и сказал:
– Да. Например, если бы она оказалась в руках умирающего с голоду человека, и он бы прицелился в дичь и поразил бы свою жертву.
Ее веер изящно шевельнулся. Она была рада, что в свое время имела возможность изучить склад его ума; теперь это облегчало ей задачу и делало передачу информации более увлекательной.
– Такому человеку понадобилась бы вся его осторожность, если бы у него был только один шанс попасть в цель.
– Все это так, повелительница моя. Но мудрый охотник держит много стрел в своем колчане. – Что это за дичь, на которую ему придется охотиться, спрашивал он себя.
– Бедной женщине никогда не дано испытать мужских радостей охоты, – спокойно заметила она.
– Мужчина олицетворяет собой принцип ян – он охотник по выбору богов. Женщина олицетворяет собой принцип инь – она та, которой охотник приносит пищу, чтобы приготовить ее.
– Боги очень мудры. Очень. Они учат охотника, какая добыча съедобна, а какая нет.
Гордон Чен маленькими глотками пил чай. Хочет ли она этим сказать, что ей нужно просто кого-то найти? Или выследить и убить? Кого она могла бы хотеть отыскать? Бывшую любовницу дяди Робба и его дочь, может быть? Скорее всего, нет, потому что для этого совсем не требовалось бы соблюдать такую секретность – и, уж конечно, Дзин-куа никогда не стал бы привлекать к этому меня. Клянусь всеми богами, что может связывать эту женщину с Дзин-куа? Чем она так помогла ему, что это заставило его приказать мне – а в моем лице всей мощи гонконгских Триад – исполнить любое ее желание?
В этот момент неясные слухи, дошедшие до него несколько дней назад, вдруг обрели свое истинное значение: слухи о том, что Дзин-куа раньше других узнал, что флот немедленно возвращается к Кантону, вместо того чтобы отправиться на север, как все ожидали. Так вот в чем дело! Должно быть, Мэй-мэй тайно известила об этом Дзин-куа и тем самым поставила его в положение своего должника! Ай-ай-ай, вот уж действительно услуга из услуг!
Получив такое известие заранее, Дзин-куа сэкономил самое меньшее три-четыре миллиона тэйлов.
Его уважение к Мэй-мэй возросло.
– Иногда охотник вынужден пользоваться своим оружием и для того, чтобы защитить себя от диких зверей леса, – сказал он, предлагая ей другое продолжение разговора.
– Верно, сын мой. – Ее веер с треском захлопнулся, и она вздрогнула всем телом. – Боги защищают бедных женщин от такой беды.
Значит, она хочет, чтобы кого-то убили, подумал Гордон. Он принялся разглядывать фарфоровую чашку, пытаясь угадать, кого же.
– Йосс судит так, что зло подстерегает нас во многих местах. Наверху и внизу. На материке и здесь, на острове.
– Да, сын мой, – произнесла Мэй-мэй, и ее веер затрепетал, а губы слегка задрожали. – Даже на море. Даже среди высокородных и очень богатых. Ужасны пути богов.
Гордон Чен едва не выронил чашку из рук. Он повернулся спиной к Мэй-мэй и постарался собрать свои разбежавшиеся мысли. «Море» и «высокородный» могли означать только двух людей: Лонгстаффа или самого Тай-Пэна.
Драконы смерти, пойти сейчас против любого из них – значило бы приблизить свое полное уничтожение! Его желудок сжался в тугой комок. Но зачем? И неужели это Тай-Пэн? О боги, только не мой отец. Не допустите, чтобы это был мой отец!
– Да, высокочтимая госпожа, – сказал он с оттенком покорной отрешенности, ибо знал, что принесенная им клятва обязывала его выполнить любое ее приказание. – Пути богов ужасны.
Мэй-мэй заметила внезапную перемену в поведении Гордона Чена, но никак не могла понять, чем это было вызвано.
Она заколебалась, озадаченно нахмурившись. Потом встала и подошла к окнам на корме.
Флагман, отдав якорь, мягко покачивался на искрящейся глади моря в гавани, окруженный сампанами. За ним на штормовом якоре стоял клипер Дирка Струана «Китайское Облако», чуть поодаль расположилась «Белая Ведьма».
– Эти корабли так прекрасны, – сказала она. – Какой из них больше других радует твой взгляд?
Гордон подошел вплотную к окнам. Он не думал, что это мог бы оказаться Лонгстафф. Его смерть не сулила никакой выгоды. По крайней мере для нее. Для Дзин-куа – возможно, но не для нее.
– Я думаю, вон тот, – мрачно произнес он, кивнув головой в сторону «Китайского Облака».