– Парочка, связанная буквой «П», – пробормотал констебль. – Одна оказалась жертвой. Может ли второй быть преступником?

– Я сам допрошу лорда Паркхерста! – заявил прокурор Лоуинг.

Амадеус Блэк в явном раздражении обернулся к прокурору.

– Вы никого не будете допрашивать, пока я на месте. А Паркхерста вообще нельзя допрашивать, пока Александр не узнает у своей приятельницы про кольцо. – Он глянул на Александра. – До тела никто не дотрагивался. Осмотрите его.

Александр снова приблизился к телу и медленно обошел его кругом. Никаких явных ушибов или кровотечения. Щека рассечена, крови нет. Безмятежное лицо, значит, смерть была мирной. В каждом ухе – по целой розочке.

Присев на корточки, Александр наклонился к лицу жертвы. Веки и губы наглухо зашиты, в точности как и у других жертв.

«Я видела, как некто зашивал то, что не зашивают…» – внезапно вспомнились ему слова Рейвен Фламбо, и он вздрогнул.

Неужели у девушки и вправду было видение? Впрочем, это ничем не поможет – в суде никто не примет видения за доказательство. Но может быть, она сможет описать того, кто зашивал то, что не зашивают? Если, конечно, девчонка будет с ним разговаривать после вчерашнего.

– Что ты там увидел? – спросил констебль.

– Убийца оставил все ту же визитную карточку.

– Как, по-твоему, она умерла?

Александр перевел взгляд с лица жертвы на Амадеуса Блэка.

– Мягкий яд.

Чтобы хоть ненадолго забыть про убитую балерину, Александр решил не ехать на Комптон-стрит, а пойти туда пешком. Комптон-стрит находилась довольно далеко от Тауэр-Хилл, идти нужно было с Байворд-стрит на Кэннон-стрит, мимо собора Святого Павла на Флит-стрит, по Стрэнду и Черинг-Кросс- роуд.

Александру очень хотелось поскорее отыскать убийцу. Последняя жертва имела к нему непосредственное отношение, и теперь перед Александром стояла печальная задача – сообщить Женевьеве плохие новости. Где-то в животе у него зародился страх и становился все сильнее по мере того, как он приближался к Комптон-стрит.

Женевьева была сама чистота и очарование – поразительно, если учитывать ее профессию. Большинство актрис, певиц и танцовщиц довольно легко сходились с мужчинами. Хотя лично он знал только Фэнси и Женевьеву, и обе были очень порядочные. Может быть, дурная репутация жрицами искусства вовсе не заслужена?

Тут перед его мысленным взором нежданно-негаданно возник образ упрямой, черноволосой, резкой на язык девушки. К черту Рейвен Фламбо, ее видения и прозрачную ночную рубашку! Даже очень соблазнительную.

Проходя мимо Ковент-Гардена, Александр отверг мысль купить Женевьеве букет. Он еще слишком живо помнил красивую брюнетку, усыпанную лепестками роз, и очень сомневался, что когда-нибудь снова будет считать цветы хорошим подарком для женщины.

Женевьева вышла к нему в розовом платье с шалью в тон. Она распустила свои белокурые волосы, каскадом падавшие ей на спину, а голубые глаза сверкали предвкушением чего-то хорошего.

– Доброе утро, – улыбкой приветствовала она Александра. – Все еще спят.

Александр с ужасом подумал, что сейчас ему придется стереть улыбку с этих губ.

– Могу я войти? Нужно поговорить с глазу на глаз.

Женевьева шагнула в сторону, пропуская его в дом, и пошла впереди Александра в гостиную.

– Звучит таинственно.

– Присядьте, пожалуйста.

– Зачем?

– Пожалуйста, сделайте, как я прошу. – Девушка села на кушетку. Александр опустился перед ней на колени и взял ее за руки. – Прошедшей ночью Пэнси пала жертвой убийцы «с лепестками роз».

– Что?! – Все краски отхлынули от лица потрясенной Женевьевы. Глаза наполнились слезами. Руки задрожали.

Александр вытер ее слезы.

– Я должен вас кое о чем спросить.

Женевьева кивнула.

– В чью карету села вчера вечером Пэнси?

– Не знаю.

– Кто кого бросил – лорд Паркхерст девушку или сама Пэнси?

– Скорее всего лорд Паркхерст, потому что Пэнси искала себе нового покровителя.

– А Пэнси когда-нибудь говорила вам, кто прекратил эту связь?

Женевьева покачала головой.