и Дейкину пришлось его успокаивать. Наконец он тихо заплакал в подушку.

Эллери присел на край кресла, глядя на съежившуюся на кровати фигурку.

— Я не привык сыпать соль на раны, — сухо заметил Дейкин, — но, говоря между нами, мистер Квин, вы с вашей мисс Прентис до смерти напугали беднягу Дэвида, и это конец истории.

— Нет, — покачал головой Эллери.

— Вы упрямы, как мул. Ну, я больше не могу тут торчать. Что вы намерены делать?

— Оставаться здесь. — Эллери поднялся. — Дейкин, вы не одолжите мне ваших людей?

— Послушайте, мистер Квин…

— Предположим, вы не правы, Дейкин, и завтра утром вам сообщат из конхейвенской полиции, что…

— Черт! — Дейкин распахнул дверь, и в комнату вошли полицейские. — Я возвращаюсь в Райтсвилл. Вы остаетесь в распоряжении мистера Квина, пока не получите от меня указаний. — Он сердито нахлобучил шляпу и зашагал по коридору к лестнице.

— Вы Джип, не так ли? — обратился Эллери к одному из полицейских. — Я помню вас по делу Ван Хорна, но никогда не знал вашей фамилии.

— Джоркинг, сэр. У моего отца свиноферма на старой нижней дороге, как раз возле 478-го шоссе.

— А вас я вовсе не знаю, — сказал Эллери второму полисмену.

— Меня зовут Пласкоу, сэр. Фил Пласкоу.

— Отлично. Ну, ребята, я постараюсь вытянуть кое-какую информацию из этого человека. Вы здесь, чтобы охранять его. Можно раздобыть кофе и сандвичи?

— В городе на площади есть ночная закусочная, — ответил Джоркинг.

— Превосходно. Принесите сандвичи для нас четверых, Джип, и пару кварт черного кофе. — Эллери дал ему десять долларов. — А вы, Фил, спрячьтесь в той нише внизу и смотрите в оба. Похоже, процедура будет не из быстрых.

В час ночи Дэвид Уолдо сидел в кресле, укрытый одеялом, — ночь была теплой, и он только что выпил две чашки горячего кофе, но продолжал жаловаться на холод. Однако на лице у портного появился румянец, и его, казалось, тронули их заботы.

— Поймите, мистер Уолдо, — заговорил Эллери, поставив свою чашку на бюро. — Я понятия не имею, в каком направлении развиваются события. Давайте начнем сначала. Вы знали Люка Мак-Кэби?

— Практически нет, мистер Квин.

— Но вы иногда его встречали?

— Пару раз на улице несколько лет назад. Мне его показали.

— Кто?

— Кто-то из владельцев магазинов. Может быть, Джефф Гернаберри из спорттоваров… — Он запнулся, и Эллери ободрил его улыбкой. — Да, это был Гернаберри.

— Вы или ваш брат никогда не шили костюм для Мак-Кэби? А может быть, ремонтировали, чистили или гладили?

— Нет.

— Вы не помните, чтобы кто-нибудь обсуждал с вами Мак-Кэби?

— Джефф Гернаберри.

— А кроме него?

— Нет, не помню.

— Даже Отис Холдерфилд?

— Ну… не думаю, сэр. Возможно, мистер Холдерфилд говорил что-то Джонатану…

Голос портного дрогнул, и Эллери быстро переменил тему. Он задал еще ряд вопросов — не столько надеясь на полезные сведения, сколько для восстановления доверия Уолдо — и перешел к Джону Спенсеру Харту.

— Нет, мистер Харт заказывал одежду в Бостоне. По-моему, я уже как-то говорил вам об этом.

— Да, в тот день, когда я купил у вас купальный костюм. А как насчет глажки?

— Нет, этим занимался слуга мистера Харта. Все это знали. Мы никогда не выполняли для него никаких заказов.

— А кто-нибудь из служащих «Райтсвиллского производства красителей» был вашим клиентом?

— Ну, Джордж Черчуорд, управляющий заводом, как-то заказал нам сразу три костюма. Но чисткой и глажкой для него мы не занимались.

— Мистер Черчуорд когда-нибудь упоминал мистера Харта?

— Не припоминаю.

— А мистера Мак-Кэби?

— Едва ли.

Вскоре Эллери перешел от Джона Спенсера Харта к Томасу Гарди Эндерсону. Уолдо знал Эндерсона только как городскую достопримечательность. Эндерсон никогда не выполнял для братьев никакой случайной работы; Дэвид и, насколько он знал, Джонатан никогда не давали Эндерсону денег, не контактировали с его приятелями Тойфелом и Жакаром и так далее.

Расспросы о Николе Жакаре дали такой же результат.

Однако, когда Эллери переключился на Себастьяна Додда, ответы Уолдо стали более содержательными. Да, Дэвид и Джонатан в течение нескольких лет были пациентами доктора Додда. Ничего особенного — грипп, сенная лихорадка Джонатана, случавшаяся с ним каждым летом, — если не считать их бессонницы. Доктор прописывал им нембутал, и они принимали его даже чаще, чем он советовал, но портной все равно что скрипач — его кормят руки, а после бессонной ночи они дрожат, и он не в состоянии даже вдеть нитку в иглу. Да, они высоко ценили доктора Додда — отличный был врач и великодушный человек. К тому же он жил как раз напротив…

— Когда вы видели Додда в последний раз? — прервал Эллери.

— Дайте вспомнить… Когда он погиб?

— Рано утром 27 апреля. В четверг, перед рассветом.

— В четверг… Да, я видел его за два дня до смерти.

— То есть во вторник 25-го. Где, мистер Уолдо?

— В офисе мистера Холдерфилда.

Так вот где Додд задержался тем утром! Это было после инцидента с птицей — Эллери отправился в офис Дейкина взять у него второй дубликат ключа, изготовленный Миллардом Пигом, а когда вернулся, Додд уже ушел.

— Значит, вы видели Додда в офисе Холдерфилда за два дня до смерти. Что он там делал, мистер Уолдо?

— Составлял завещание.

— О! А что там делали вы?

— Мы с братом его засвидетельствовали, мистер Квин. Мистер Холдерфилд позвонил в наш магазин, сказал, что ему нужды еще два свидетеля для завещания, и попросил меня и Джонатана зайти к нему. Мы поднялись и увидели там доктора Додда — выглядел он усталым. Мистер Холдерфилд вызвал свою секретаршу Флосси Бушмилл, доктор Додд заявил в нашем присутствии, что это его завещание, и поставил свою подпись, а Флосси Бушмилл, мой брат и я подписались как свидетели. Потом мы с Джонатаном спустились к себе. Все это не заняло и пяти минут — ведь завещание было приготовлено заранее.

Эллери перешел к Отису Холдерфилду. Он подробно расспросил о связях братьев Уолдо с покойным адвокатом, о том, когда и при каких обстоятельствах они познакомились, попросил Дэвида припомнить каждый случай, когда ему приходилось контактировать с Холдерфилдом, каждую консультацию по поводу новой одежды, каждую примерку и доставку, характер замечаний Холдерфилда по каждому конкретному случаю. Эллери завел разговор о субботе, когда погиб адвокат, и прошелся по всему дню, словно врач в поисках сломанных костей, нащупывая каждый обрывок факта, каждую деталь, каждый инцидент, неизвестный ему, уверенный, что хотя бы один из них застрял в памяти Дэвида Уолдо, но не обнаружил ничего.