Люба. Не в любви дело, мажьте сажей.

Марья Дмитриевна. Снимайте сюртук.

Наталья Павловна. Клейте фонари.

Хрисанф Васильевич. Так позвольте же; (Снимает сюртук.)

Марья Дмитриевна. Сделайте одолжение. Николенька, ступай на крыльцо; если кто пройдет, беги сказать.

Hиколенька. Уж будьте покойны, ни кота, ни кошки не пропущу. (Убегает.)

Те же, без Николеньки.

Все обращают внимание на рубашку студента.

Наталья Павловна (насмешливо). Лиловая!

Марья Дмитриевна (так же). Грязная!

Люба. С голубыми цветочками!

Хрисанф Васильевич. Что? Что?

Люба. Ничего, я только говорю, что голубенькие цветочки будут очень хороши на фонаре.

Хрисанф Васильевич. Но прошу вашего содействия, господа.

Наталья Павловна. Хорошо, я подклею. (Подклеивает ему звезду на рубашке.)

Люба (красит ему ворот рубашки). А я подкрашу.

Марья Дмитриевна. Ну, что ж стихи?

Хрисанф Васильевич. Позвольте минуту вдохновенья, Марья Дмитриевна. (Проводит рукой по волосам и мажет лоб сажей.)

Наталья Павловна и Люба (вместе). Еще, еще вдохновенья!

Хрисанф Васильевич (пачкает опять лицо, не замечая этого). Извольте. (Отходит в сторону и становится в позу.) «С именинами поздравить…» Нет, не хорошо…

Николенька (вбегает). Идет, идет!

Марья Дмитриевна. Кто идет?

Николенька. Николай-повар.

Люба. Ах, дурак!

Марья Дмитриевна. Не в поваре дело, а если кто из наших придет…

Хрисанф Васильевич. Позвольте, позвольте, господа. Вы меня измазали и приклеили. Приклеили двояко.

Наталья Павловна. А стихов все-таки нет.

Марья Дмитриевна. Ну, как хотите с вашим вдохновеньем, а мы будем клеить.

Хрисанф Васильевич (в сторону). «С именинами поздравить…» Нет, не хорошо. «Поздравление принесть…» (Подумав.) Возьму готовое… Пожалуйте, Марья Дмитриевна, готово. (Декламирует.)

Позвольте еще?

Марья Дмитриевна. Довольно. Отлично, очень хорошо. Мы в костюмах трех граций поднесем ему вензель, и я спою стихи. Очень вам благодарна, Хрисанф Васильевич. (Жмет руку студенту.)

В это время отворяется окно и показывается голова Семена Иваныча. (Испуганно, между тем как девочки закрывают фонари.) Ах, Семен Иваныч, не ходи сюда, не ходи!

Семен Иваныч (глядит с ужасом на жену). А, вы все здесь. Я очень рад, что вам весело. Хорошо, хорошо, я уйду.

Наталья Ивановна. Боже мой, он все видел!

Люба. Не видал, не видал!

Марья Дмитриевна. Где же этот проклятый Николенька? Люба, притащи его сюда.

Люба убегает и сталкивается с Николенькой.

Николенька (вбегает). Идет, сам идет.

Марья Дмитриевна. Что ты наделал?

Люба. Где ты был?

Наталья Павловна. Ах, все пропало!

Хрисанф Васильевич. Неверный раб, я заставил тебя караулить вертоград мой, а ты спал.

Все тормошат Николеньку.

Люба. Защекочу.

Наталья Павловна. А я сажей вымажу.

Николенька (барахтается). Пустите, пустите!

Те же, Фиона Андреевна.

Фиона Андреевна (с ужасом). Батюшки, ребенка задушили. Кузьма! люди! народ!

Хрисанф Васильевич. Сударыня! сколь ни приятно нам ваше общество, но в настоящую минуту мы без слез обойдемся без оного.

Фиона Андреевна. Тьфу ты!

Люба. Идите, ступайте. (Захлопывает дверь.)

Фиона Андреевна (жалобно, показывая разорванное платье). Креп-рашелевое! Благодетельница подарила!

Марья Дмитриевна. Ну вас с благодетельницей!

Фиона Андреевна (выглядывает из двери). Ай, страсти какие, стюдент чертом нарядился! Все пойду расскажу. (Уходит.)

Марья Дмитриевна. Ступайте. Николенька, беги на часы, а мы примемся за дело.

Хрисанф Васильевич. Что ж это она, однако, сказала, что студент чертом нарядился? Дай посмотрю. (Смотрится в зеркало и с досадой срывает бумажку). Как глупо. Ничего остроумного нет. Покорно вас благодарю, Наталья Павловна, это все ваше остроумие. (Надевает сюртук.)

Люба. Это вовсе не Наташа, а она сама приклеилась.

Наталья Павловна и Марья Дмитриевна. Сама, сама.

Хрисанф Васильевич. Какое недоразвитие!

Марья Дмитриевна. Ну полноте, Хрисанф Васильевич. Как это шутки не понимать! Однако мне надо идти, как бы не хватились.

Николенька (бежит). Идет, идет сама, распросама!