постарше, а то вы мне жалки, государь мой…

Твердынский. Конечно, это все, что можно ожидать от невежд и зуботыковых. (Отступает.)

Иван Михайлович (наступает еще решительнее.) Вон!

Твердынский (торопливо захватывая узелок, уходит и кричит в дверях). Презренный ретроград!

Те же, без Твердынского.

Иван Михайлович (не обращая внимания на Твердынского). Ну-с, теперь, соколик! (Подходя к Петруше.) Сашка!

Входит лакей. Розги взял?

Лакей. В козлах-с.

Петруша. Индивидуальность… ин… ди…

Иван Михайлович (лакею). Поди сюда. Возьми ты этого молодца, вылей ему на голову ведро воды, слышишь? И посади в коляску…

Петруша. Деспотизм… иг!.. родительской власти… индиви…

Иван Михайлович (перевертывает Петрушу и дает подзатыльник). Ну, разговаривать! Марш! Сашка! Сведи ты его к колодцу, облей водой и держи его в коляске.

Петруша. Это… зачем же? Я сам…

Иван Михайлович. Ну!..

Лакей. Что ж, пожалуйте, Петр Иваныч…

Лакей и Петруша уходят.

Те же, без Петруши.

Иван Михайлович (к Катерине Матвеевне). Ну, стриженая иманципация, позвольте вас спросить: что у вашего дяди, распутный дом, что ли? А?

Катерина Матвеевна. Иван Михайлыч! Я разделяю ваши убеждения…

Иван Михайлович. Нет, матушка, слова-то эти оставь! Был дурак, да больше не буду. Что, я из своей прихоти твоей Лопуховкой управлял? Что, я обокрал тебя, что ли? Что, мне платили за твое содержание? Ты с своей деревни сто рублей в год получала, а ты мне… да что, и говорить скверно!

Катерина Матвеевна. Вы совершенно правы. Иван Михайлович, поступок мой неконсеквентен.

Иван Михайлович. Что мы с Марьей Васильевной видели от тебя, кроме презрения? И увенчано все — чем? Побегом и этим письмом. (Вынимает письмо.) Я вам не родня, не дядя. Извольте ехать, куда вам угодно, с этим щелкопером.

Катерина Матвеевна. Да, голубчик, да, вы высказываете истину. Да, голубчик, я сознаю свое заблуждение. Я прошу забвения. Я несчастная женщина, голубчик.

Иван Михайлович. Довольно меня обманывала, матушка… (Глядит на Венеровского.) Довольно!..

Венеровский. Что вы на меня смотрите? Я вам не скрою, Иван Михайлович, что вы мне прискучили своим криком. Поезжайте домой, — право, покойнее будет. Детей больше здесь нет и пугать некого.

Иван Михайлович. Поеду, государь мой, когда выскажу все.

Венеровский. А что вам это сказать нужно, нельзя ли узнать? Я послушаю, хотя знаю все, что вы скажете, и знаю, что ничего ни нового, ни остроумного…

Иван Михайлович. Многое мне вам сказать нужно, да не стану говорить при вашей жене, сударь, и при моей дочери. Вы считаете честным восстановлять дочь против отца, а я старого века, да знаю, что коли жена отца не уважает, так ей грош цена, а коли мужа не уважает — еще того хуже.

Венеровский (к Катерине Матвеевне). Этот господин, кажется, хочет учить меня честности; это довольно комично.

Катерина Матвеевна. Он прав, он совершенно прав, не говорите со мной… (Отворачивается.)

Венеровский (пожимает плечами). Староста, велите давать лошадей. А вы, Иван Михайлович, для меня забавны, только забавны.

Иван Михайлович (кричит). Я вам сказал довольно, оставим это. Поезжайте с богом. Я тебе привез Дуняшу, Люба, возьми ее. Грустно нам было, очень грустно… ну, да бог с тобой. У тебя будут дети, тогда ты поймешь. (Обнимает ее, она плачет.)

Венеровский. Комедия разыгрывается недурно, но и наскучить может. Поедемте, Любенька! Пойдемте, посидим в той комнате.

Любочка. Я не хочу, папа! Побудь со мной. (К Венеровскому.) Оставьте меня.

Венеровский (берет Любу за руку). Люба, пойдемте, родитель может один поломаться и с Катериной Матвеевной.

Любочка. Папаша, что я сделала! Я боюсь его, я ненавижу его. (Люба прячет лицо на грудь отцу.)

Иван Михайлович. Ты с ума сошла! Что ты говоришь, Люба! Это нельзя!

Катерина Матвеевна (выступает вперед торжественно, откидывает волоса). Теперь я все скажу, что я думаю. Слушайте меня, Иван Михайлович, слушайте меня, Венеровский. Любовь должна оставить этого человека. Этот человек — дрянный и низкий индивидуум.

Венеровский (старается перекричать ее). Вы глупая, неразвитая и развратная женщина! Молчите, или я…

Катерина Матвеевна. Нет, Венеровский, вы меня не испугаете! Я свободная натура. Вы меня не перекричите, я сама все намерена высказать. Венеровский, вы подлец, и это говорит вам не женщина, а свободный человек… Он погубит Любу, ежели она останется с ним, так же как он погубил меня и оттолкнул. Полчаса тому назад я считала себя выше всех в мире, а теперь я несчастное, жалкое и презренное существо.

Венеровский. Вы глупы и больше ничего. И ваш поступок нисколько не удивляет меня; это прямо вытекает из вашей глупости. Любовь Ивановна, я предлагаю вам ехать со мной.

Любочка. Я ни за что не поеду. Я умру лучше!

Иван Михайлович. Бедная моя девочка. Что я с тобой наделал! Поедемте. Прощайте, сударь. Теперь я могу все сказать вам. Вы хотели жениться на состоянии. Любочку вы не любили и не уважали. Вам нужно было одно — деньги; вы их и взяли. И за то, что вам все дали и дали притом существо, которого вы ногтя не стоите, вы сделали ее несчастье и наплевали в лицо людям, которые ничего, кроме добра, вам не желали. Ничтожество и гордость! Я во всем виноват.

Венеровский (стараясь перекричать, хватает за руку Любу). Мне жалко было Любу, которая погибала в вашем гнусном семействе, я спас ее от вашего разврата. Люба, поедем! Я никому не дам смеяться над собой. Я посмеюсь над вами. Поедемте! (Дергает за руку.)

Любочка. Вы мне больно делаете, я не поеду, я не хочу быть вашей женой, я ненавижу вас…

Катерина Матвеевна. И это адепт нового ученья! Нашего!

Иван Михайлович (наступает). Оставить ее! Ну, я говорю. (Становится перед Любочкой, Венеровский хочет двинуться вперед.) Еще шаг —