Беклешов. Гм, гм. Это хорошо. Ну, а что это за особа племянница?
Венеровский. Племянница эта, видишь ли, эманципированная девица, неглупая и развитая натурка, но непривлекательной наружности.
Беклешов. А вот, как хочешь — не дается женщинам вместе миловидность и развитие. Эти глупенькие, розовенькие все-таки приятнее.
Венеровский. Хе, хе! да, конечно. Так эта особа для меня весьма неудобна. Вот видишь ли, в прежнее время между мной и этой девицей были кой-какие отношения… Она была единственное мыслящее существо во всей семье, ну и невольно я сблизился с нею. Ну, теперь эта особа как бы заявляет свои притязания. Ну, глупо выходит, и может выйти еще хуже, когда моя женитьба ей станет известна.
Беклешов. Это скверно.
Венеровский
Беклешов. Ха, ха, ха! Ведь я вижу, что тебя смущает: ты думаешь, уж не дурно ли ты поступил в отношении ее? Вот идеализм-то! Да ты подумай, с кем ты имеешь дело. Помни ты, что эти люди считают дурным и хорошим. Ведь все нравственные понятия извращены в той среде, где они живут. С этими людьми ежели считатъся, всегда будешь в дураках. Первое правило знай, что то, что для нас нечестно — для них честно, и наоборот. С этим и соображайся. Но, положим, ты находил удовольствие с ней — на безрыбье и рак рыба — что ж из этого следует?
Венеровский. Это так, — но девица эта навязчива, считает за собой права и может повредить мне. И вообще, я бы желал устранить ее.
Беклешов. Надо посмотреть.
То же, входит грязный сторож, старик, служащий вместо лакея, а потом Катерина Матвеевна и Иван Михайлович.
Сторож. Анатолий Дмитрич, ента барышня опять вас спрашивают, да и с барином.
Венеровский. Какая барышня?
Сторож. А ента, что прежде бывала, стриженая.
Венеровский. Это Прибышев с племянницей. Пусти.
Сторож уходит.
Беклешов. Вот на ловца и зверь бежит. Затравлю обоих.
Входят Иван Михайлович и Катерина Матвеевна.
Иван Михайлович. Ну, были в вашей школе с Катенькой. Любочка хотела тоже ехать, да боялась, — она простудилась вчера. Вот и заехали к вам. Ну, я вам скажу, Анатолий Дмитриевич, что за прелесть эти дети, что за такое-этакое! Да, вот истинно славно, славно!
Венеровский. Что ж, хорошо сделали, что заехали. Могу вас познакомить: Беклешов, мой товарищ — господин умный и хороший. Катерина Матвеевна, и вас знакомлю.
Катерина Матвеевна
Беклешов. Конечно, связь упрочивается единством воззрений, а не…
Катерина Матвеевна. Позвольте, позвольте. Я полагаю, вы близки преимущественно с Анатолием Дмитриевичем не в силу того, что вы товарищи, а в силу того, что вы разделяете одинаковые убеждения.
Беклешов. Конечно, мы-с разделяем одни убеждения. Вы в школе были?
Катерина Матвеевна. Да. Скажите, как вы думаете: мне пришла мысль, не может ли быть вредно развитие рефлексии у мальчиков? Согласитесь, ведь имеешь дело с слишком дельными личностями…
Беклешов. То-есть, я не знаю, как вы на это смотрите. Рефлексия есть только признак развития.
Продолжают говорить и отходят.
Иван Михайлович
Венеровский. Теперь неловко, — знаете, этот господин…
Иван Михайлович. Ну, можно и после. Только уж нынче я вас не отпущу. Ведь надо же вам знать.
Венеровский. Да, все работаем понемножку. Хоть и мешают, да ломим.
Иван Михайлович
Беклешов. Да, как кто понимает нравственное образование, а конечно, полезно.
Катерина Матвеевна. Позвольте, позвольте! Скажите, Анатолий Дмитриевич, отчего вы не ввели звуковую методу? Она доступнее и рациональнее, гораздо рациональнее.
Венеровский. Что ж, не все рационально делается. Я предпочел Золотова упрощенную методу.
Катерина Матвеевна. А еще мне хочется вам прямо высказаться. Вот мы говорили с Беклешовым. Я полагаю, что нерационально развивать рефлексию в низко стоящих личностях.
Иван Михайлович. Извините, мне только нужно зайти в присутствие, а потом поедемте, переговорим.
Венеровский
Иван Михайлович. Сядем, сядем.
Говорят тихо.
Катерина Матвеевна
Венеровский. Что ж, это можно.
Иван Михайлович
Венеровский
Катерина Матвеевна