кубок, добавила воды, затем протянула его ей. Царица благодарно напилась. Горький вкус лекарства был резким, и еще было какое-то необычное послевкусие, которого царица не узнала. Она сидела молча, пока лекарство не начало избавлять ее от боли. Вскоре, к ее удивлению, боль полностью исчезла. Царица почувствовала себя легко впервые за много месяцев.

— Это новое лекарство? — спросила она, когда ее сознание начало проясняться.

— Махаон дал его Лаодике прошлой осенью, — объяснила Андромаха. — Теперь твоя боль ушла?

— Да. Мне кажется, я могу танцевать, — Гекуба улыбнулась. — Правда, сегодня прекрасный день?

— Я беременна, — спокойно сказала девушка. — И отец не Приам.

Гекаба нахмурилась.

— Не Приам?

— Отец моего ребенка — Геликаон. Теперь расскажи мне о Палесте.

Глаза царицы сузились. Эта девушка сошла с ума? Когда Приам узнает о ее обмане, он будет в ярости.

— Глупая девчонка, — прошипела она. — Ты погубила Геликаона и ребенка. Приам убьет их. Если тебе повезет, он оставит тебя в живых, чтобы исполнилось пророчество. Я думала, что ты умнее своей сестры. Кажется, все дочери Ээтиона глупы.

Андромаха встала на колени рядом со старой женщиной.

— Ты не понимаешь, Гекуба. Я спала с Приамом, поэтому он будет думать, что это его ребенок. Царь никогда не узнает правды. Теперь расскажи мне, как ты убила Палесту.

Гекуба снова увидела бьющуюся в агонии девушку и скривила губы.

— Она была ошибкой, глупой ошибкой Гераклита. Она — ничто. Будущее Трои — вот все, что имеет значение. Его нужно защитить. А Палеста не имела никакого значения, — повторила царица.

Андромаха села на корточки, не сводя с нее глаз. Гекубе показалось, что в ее глазах стоят слезы, но ее собственное зрение затуманилось. Она беспомощно осмотрелась.

— Где Парис? — спросила царица.

— Пошел с Еленой посмотреть на Игры.

— Здесь нет служанок. Где слуги?

— Я велела им оставить нас одних.

Андромаха встала и стряхнула пыль со своей одежды, словно приготовившись уходить. Склянку, которую она оставила на столе, девушка бросила в мешок, висящий у нее на поясе.

Тогда, словно солнце рассеяло утренний туман, разум Гекубы наконец прояснился. Лекарство дали Лаодике много месяцев назад. Сильное лекарство. Почему ей не предложили его раньше? Она все поняла. Это означало, что это был дар освобождения, когда боль станет совсем непереносимой. Болиголов! Гекуба положила руку на свое тощее бедро и надавила на плоть. Она ничего не почувствовала. Смерть текла по ее венам. Царица вздохнула.

— Не считай, что меня так легко провести, Андромаха, — сказала она. — Это лекарство сделало меня глупой. О, да, ты отомстила за свою сестру, и это благородно. Я сделала бы то же самое на твоем месте. Ты видишь, что я права: мы очень похожи.

Она посмотрела в зеленые глаза девушки и увидела там только ярость.

— Если бы я считала, что это правда, Гекуба, я бы сама приняла яд. Это не из-за Палесты, хотя, наверное, это следовало сделать, потому что она была милой, любящей девушкой и заслужила лучшего, чем оказаться в твоем мире обмана, предательства и убийства. Это за Одиссея, прекрасного, хорошего и доброго человека, и за Антифона, который стал мне другом, и за тех невинных, которых ты бы попыталась уничтожить.

— Невинных? — переспросила царица с презрением в голосе. — Среди властителей нет невинных. Ты думаешь, Приам оставался бы царем Трои до сих пор, если бы я смотрела на мир такими наивными глазами? Ты думаешь, Троя справилась бы с алчностью могущественных царей, если бы я не имела с ними дело, не подкупала, не соблазняла, не дружила с ними и не убивала их? Ты хочешь жить среди невинных, Андромаха, среди овец? Да, в деревне они проживут долгую и прекрасную жизнь среди истинных друзей, они будут петь и танцевать в праздничные дни, оплакивать смерть друзей и близких. Милые, маленькие овцы. Слезы выступают на глазах. Мы не овцы, глупая девчонка! Мы львы. Мы волки. Мы пожираем овец, бросаемся друг на друга и раздираем на кусочки. Как сделала ты сейчас — и сделаешь снова, когда понадобится.

— Ты ошибаешься, Гекуба, — возразила ей Андромаха. — Может, я и глупая, как ты говоришь, потому что верю в честь, дружбу и бескорыстную верность. Но об этих добродетелях бережно заботятся, потому что без них мы просто животные, которые скитаются по земле.

— Ты притворялась мне другом, — сказала Гекуба, но ее разум начал терять ясность. — Ты лгала и обманывала, чтобы понравиться мне. Это разве честно?

— Я не притворялась, мама, — ответила ей Андромаха прерывающимся голосом. — Ты мне понравилась с первого момента нашей встречи, и я восхищаюсь твоей силой и храбростью. Пусть боги даруют тебе отдых и покой.

— Отдых и покой! Ты глупая, глупая девчонка. Если Одиссей выживет, тогда погибнет Троя.

Гекуба упала в кресло, ее глаза смотрели на голубое небо. Мысли царицы были о планах, разбившихся о берега слабости и ошибок других людей. А затем Гекуба снова оказалась на палубе «Скамандриоса», впереди она увидела золотую фигуру, которая сияла ослепительным светом. Царица решила, что это Приам, и ее охватила радость.

— Куда мы поплывем сегодня, мой господин? — прошептала она.

Приам выделил целый день для оплакивания смерти царицы. Все соревнования прекратили, даже рыночным торговцам запретили продавать их товары. Сотню буйволов, шестьдесят коз и две сотни овец принесли в жертву Гадесу, Хозяину Подземного мира, а мясом накормили тысячи людей, которые собрались на холмах вокруг города. Тело Гекубы отнесли обратно во дворец, завернули в золотые одежды, а затем торжественно положили в покоях царицы.

Верховная жрица Храма Зевса заявила, что смерть царицы оплакивают даже небеса, потому что над городом нависли тучи и большую часть дня лил дождь.

Некоторые жрицы шептались между собой, что смерть царицы — это плохой знак перед свадьбой ее сына, но открыто не высказывались.

Во дворце Полита Агамемнон, царь Микен, узнав о смерти царицы Трои, пытался скрыть свою радость. Гекуба была страшным врагом, ее люди погубили огромное количество микенских шпионов. В прошлом благодаря ее советам Приам много раз менял свои слишком поспешные решения. Без нее царь Трои станет слабее, и Агамемнон с легкостью сможет осуществить вторжение.

Двери в основном зале были закрыты и охранялись большую часть вечера, здесь обсуждались вещи, которые не должны были услышать чужие уши. Собравшиеся цари разговаривали о снабжении и поставках, передвижениях армии и защите города.

Агамемнон слушал их речи и мало что предлагал сам. Он знал, как нужно вести войну, и множество его планов тайно воплощалось в жизнь. Однако не было никакого вреда в том, чтобы другие предлагали свои идеи. Агамемнон позволял им тем самым верить, что их участие в этом деле имеет больше значения, чем на самом деле.

Идоменей говорил подробно, как и Пелей.

Одиссей говорил мало и не возражал против диких идей Идоменея. Даже если царь Итаки был больше рассказчиком историй, чем стратегом, он по крайней мере привлек остальных царей. Вскоре за ним последуют и другие союзники. Шестнадцать правителей решили принять участие в войне, предложив