— Я, видите ли, монах в обители Святой Троицы. Игумен утром послал меня продавать освященные образки. Я кое-что продал, но совсем немного. А затем меня догнал гонец и передал наказ возвращаться. Я повиновался, а разбойники, должно быть, решили, что коли я иду к Херсонесу, то, стало быть, моя кружка для пожертвований уже полна. А там — всего несколько монет. Они очень разозлились. Правда, среди образков есть не только оловянные, но и серебряные, — продолжал болтать монах, — но они жаждали совсем иной добычи. Я высказать не могу, как я вам признателен, благородный господин!

— Пустое, — отмахнулся Аргир. — В монастырь тебе, небось, велели поспешить для отпевания сына архонта?

— Вам это уже известно? — Святой отец состроил физиономию, полную скорби и участия. — Какое горе! Совсем еще мальчик.

— Да, я слышал, — уклончиво ответил знатный ромей.

— И подумать только, — продолжал монах, разыскивая в складках одежды и кушаках валяющихся на земле трупов похищенные образки и монеты, — его убил не какой-нибудь лиходей-душегуб, вроде этих мерзавцев, а начальник дворцовой стражи василевса Михаил Аргир! Как страшно жить в этом суетном мире!

Тяжеленные якоря провалились в прибрежную воду, вздымая фонтаны брызг и пришивая накрепко пеньковыми канатами крутобокий неф к английскому берегу. Бухта, к которой пристал корабль, была хорошо известна всем, кто возил товары с континента на остров, не утруждая себя выплатой королевской доли.

Конечно, местному шерифу та гавань была хорошо известна, но он, в отличие от государя, получал то, что именовалось статусной рентой, и потому крайне редко навещал этот уединенный, зажатый меж скал участок береговой линии. Если бы нынче ему в голову пришла такая блажь, его удивление не ведало бы предела. Ибо столь знатных гостей побережье близ замка Бродвелл не ведало с тех пор, как высадившиеся на илистых берегах саксы построили в этих краях первую крепость. Вот только ни радостной толпы встречающих, ни развевающихся флагов, ни трубачей на берегу видно не было. Лишь несколько всадников, придерживая коней, следили за приближением нефа.

Со стороны картина представлялась вполне обыденной для местных обитателей — еще один контрабандист, только и всего.

Но тот, кто наблюдал разворачивающееся действо со скалы, не был ни контрабандистом, ни местным простолюдином. Напряженно теребя рыжеватый ус, он глядел, как корабль бросает якоря, как первые мореходы спускаются за борт и, утопая едва ли не по грудь в густо-зеленой жиже, выбираются на берег. Приветственные крики, объятия… Стефан Блуаский следил за всем этим почти безучастно. Только пальцы, то и дело поглаживающие аккуратно подстриженные усы, позволяли заметить, что он волнуется.

Вот был спущен за борт и собран широкий деревянный настил, а на него уже стали высаживаться воины с длинными щитами в кольчугах и шлемах. «Один, пять, десять… Пора! — сам себе проговорил Стефан Блуаский и повернулся к Роберту Клиффорду. — Пусть начинают».

Взмах руки, и воздух тут же наполнился свистом длинных, хорошо оперенных стрел. Несколько человек упали наземь, хватаясь за торчащие в теле древка, еще двое или трое рухнули в воду, остальные же опомнились с завидной расторопностью. Образовав кольцо, одни воины закрывались длинными миндалевидными щитами, другие быстро ставили тетивы на свои луки, торопясь дать нападающим достойный ответ. Стрелы с прибрежных скал взмыли снова, но уже с меньшим результатом. Тут же в ответ им понеслись другие, и с берега, и с корабля.

— Пусть отступают, — скомандовал Стефан. — Еще два выстрела и — беспорядочное бегство.

Приказ командира незамедлительно был передан засевшим среди скал лучникам и в точности исполнен. Всего через несколько минут нападающие, впечатленные сопротивлением атакованного отряда, с криками бросились наутек. Воодушевленные противники не преминули громогласно восславить святого Георгия и устремились в погоню, горя жаждой мести.

— Прекрасно, — глядя на бегущих воинов, почти нежно проговорил Стефан Блуаский. — Я не сомневался, что мой дядя пришлет для сопровождения Матильды таких же храбрецов, как ты, мой верный Роберт. Ну и, конечно, таких же дураков. Что бы им не задаться вопросом, неужто и впрямь шайка лучников надеялась захватить корабль, полный хорошо вооруженных и обученных воинов? Что ж, не умеют работать головой — пусть работают ногами. Всем приготовиться!

Лучники в кожаных, лишь кое-где усиленных стальными пластинами куртках, бегают куда быстрее, нежели одоспешенные воины в длинных кольчугах. Но упорство, свойственное вообще потомкам викингов, сложившись воедино с яростью саксов, сыграли с людьми Генриха Боклерка плохую шутку. Они бежали за лучниками, не упуская их из виду, без малого целую милю.

И вот уже разбойникам не уйти, как вдруг на гребне невысокого холма, развернувшись широким фронтом, появилась рыцарская кавалерия Стефана Блуаского. Постояв не более трех минут на пологом склоне, точно рассматривая подвернувшегося на свою беду врага и выбирая жертвы, рыцари опустили копья и, зажав их древка под мышкой, устремились в атаку. Звонкий гул рога и рев боевых кличей возвестили о начале боя, несущего славную гибель одним и бесчестную победу другим.

— Вот теперь наша очередь, — прислушиваясь к звукам далекой схватки, возвестил внук Вильгельма Завоевателя. — Ты поведешь отряд по берегу, а я атакую с моря.

— Повинуюсь, мой принц, — склонил голову Роберт Клиффорд и, придерживая рукоять меча, поспешил вниз.

Не успели еще вдали смолкнуть звуки неравного боя, как и на побережье все было закончено. Отряд под командованием сэра Роберта Клиффорда, появившись из-за скал, широкой рысью направился к кромке воды, демонстрируя желание спешиться и атаковать корабль. Оставшиеся на борту защитники готовы были погибнуть, но не пустить на палубу врага. При этом они совершенно упустили, что видимость бывает порой весьма обманчива. И потому, когда Стефан Блуаский с отрядом телохранителей, тихо подойдя на лодках к корме нефа, взобрался на ахтеркастль[38] и ударил им в спину, на корабле не нашлось никого, кто бы смог оказать достойное сопротивление.

— Корабль ваш, милорд.

Тучный рыжеволосый капитан старательно изогнулся в поклоне, демонстрируя покорность.

— Это я уже понял, Джон. — Стефан Блуаский хлопнул шкипера по плечу. — На вот тебе за службу, как обещано.

— Благодарю вас, милорд!

— Где Матильда?

— У себя в каюте. Ее охраняют мои люди.

— Ну что ж, надеюсь, они любезны с моей дорогой кузиной. — Он подтолкнул капитана в сторону кормовой надстройки. — Веди!

Вдовствующая императрица сидела за столом, шепча молитву и перебирая четки. Еще вчера верный шкипер Джон вдохновенно убеждал ее, что идти прямиком в Лондон по Темзе слишком опасно, поскольку враги ожидают ее именно там, а перехватить корабль на реке — легче легкого. Уже сегодня она могла убедиться, сколь неразумно было соглашаться с его предательскими словами.

Матильда подняла глаза от богато разукрашенного Евангелия, украдкой разглядывая мрачного звероподобного боцмана и двоих матросов ему под стать, стерегущих вчерашнюю хозяйку Западной Римской империи и благородных дам ее свиты. Кровь Вильгельма Завоевателя закипала в ней при мысли, что ее так легко обвели вокруг пальца. Она желала действовать, но, увы, не знала как. «Нужно выждать, — убеждала она себя. — И если сейчас не на кого положиться, то это не означает, что таковой или таковые не появятся завтра. А может, уже и сегодня. Необходимо выждать. А сейчас я — смиренная, убитая горем вдова».