подальше от церкви с чудодейственными мощами святого Вакха.
— Ладно, — Вальтарэ Камдель пожал плечами, — если вы настаиваете, я пойду с вами, хотя отрывать гостя от еды…
— Пошевеливайся! — рявкнул начальник стражников. — Архонт тебя угостит.
Как и множество портовых городов, Херсонес был не только и не столько крепостью, сколько торговой факторией. Товары из далеких земель стекались сюда, чтобы отправиться дальше в империю ромеев, в итальянские княжества, а то и сарацинские земли. Чего здесь только не было! Беличьи и собольи меха из Новограда, который суровые варанги именовали Хольмгардом, чеканные серебряные украшения с Кавказских гор, меды и пенька из Киева, восточные аргамаки и степные башметы — все менялось здесь на ромейское золото, украшения, шелка — словом то, чего не сыскать было ни в землях русов, ни в половецких степях.
Пожалуй, в этом году в оружейных рядах незаметно было бойкой торговли высоко ценимыми новгородскими бронями, но зато во всех прочих сердце радовалось, глядя на разнообразие товара в лавках и обнесенных стенами купеческих подворьях.
Улица, по которой в сопровождении стражников и зевак шел рыцарь в ветхих обносках, была окружена лавками с обеих сторон. Разноязычный гомон толпы то и дело перекрывался зазывными воплями торговцев, без малейшего зазрения совести расхваливавших свой товар и на чем свет стоит хуливших точно такой же товар соседа.
Стражники, покрикивая на зазевавшихся горожан, расталкивали мешкающих древками копий. Впрочем, жители и гости Херсонеса, привыкшие и к подобному многолюдству, и к воплям зазывал, и к грубости стражи, продолжали заниматься своими делами, не обращая внимания на неудобства и неучтивости.
— А вот отведайте вина! — Наперерез начальнику конвоя метнулся один из уличных торговцев. — Настоящее, критское! Лишь нынче утром куплено на амальфийском корабле!
Камдил невольно усмехнулся. На «Сант-Анджело» и впрямь имелось несколько бочек жуткого пойла, предназначенного для поддержания жизненного тонуса команды. Вкус его должен был отвратить не слишком морально устойчивый экипаж от беспробудного пьянства. Но, пожалуй, стоило быть капитаном Майорано, чтобы продать остатки этого вина, ближе ста миль никогда не приближавшегося к Криту, да ко всему еще, видимо, и с немалой выгодой.
Впрочем, может, речь шла о другом амальфийском корабле или же уличный разносчик приплел название далекого итальянского города просто так, для красного словца…
— Посторонись! Расступись! — Вдоль по улице галопом мчался всадник на буланом аргамаке. Поперек седла его была уложена длинная жердь, заставлявшая встречных и поперечных нагибаться и шарахаться в стороны, чтобы не получить палкой по лбу.
— А ну, что здесь происходит? — рявкнул начальник конвоя, и в то же мгновение целый дождь золотых монет, сияя на солнце, взмыл к небу и обрушился на опешившую толпу. А вслед за этим шест точно сам собой очутился в руке всадника, развернулся на девяносто градусов у того над головой и с размаху опустился аккурат между оплечьем и наушами шлема местного «сержанта». Толпа взревела, и забыв о всех прочих делах, бросилась собирать рассыпанные щедрым наездником бизанты. Стражники, скрепя сердце, пытались не забыть о воинском долге и ухватить за руки и плечи заезжего рыцаря, но не тут-то было. Трое варангов, выскочивших из соседней лавки, увесистыми пинками и ударами дубин обратили стражу в беспорядочное, но очень медленное бегство. Да и куда можно было убежать в людском месиве, катающемся по улице в надежде отыскать, а пуще того отобрать у ближнего золотую монету.
— Давай! — закричал Лис, сдерживая коня.
Рыцарь ухватился рукой за луку седла и в одно движение оказался за спиной напарника.
— Так вот откуда взялась тамплиерская эмблема — два всадника на одном коне! — оборачиваясь, крикнул воинственный менестрель. — Н-но! Выноси, родимый!
Всадники, а за ними и варанги бросились вперед, желая как можно скорее покинуть место разухабистых «народных гуляний». Вдали уже маячило синее море и мачты кораблей, стоящих в бухте.
— Давай, давай! — торопил коня Лис, и тот, обремененный непривычно тяжелым грузом, негодующе ржал в ответ.
Но в этот день ни мессиру рыцарю, ни его спутникам не суждено было покинуть стены Херсонеса. Шеренга хорошо одоспешенных воинов преградила им путь, опустив копья и сомкнув щиты.
— Приехали. — Лис натянул поводья. — Эх, незадача!
— Вальтарэ Камдель, граф Квинталамонте! Эпарх Херсонеса желает видеть вас. Не сопротивляйтесь и прикажите своим людям сложить оружие, если хотите остаться в живых.
— Постой. — Лис удивленно глянул на соратника. — Шо за на фиг? Прошлый раз тебя, кажется, хотел видеть архонт. Шо ж им всем неймется? Экий ты у нас популярный!
Голод — не тот противник, которому можно свернуть шею. Эта мысль мучила Михаила Аргира уже третий час. Он скакал рысью, стараясь не слишком изнурять трофейных джинетов[37] и надеясь успеть в Херсонес до закрытия ворот.
— Хотя бы корчму какую поставили! — цедил он себе под нос, оглядывая каменистую равнину, поросшую довольно густым лесом. Однако ничего похожего на привычную для каждого в стране ромеев харчевню поблизости не наблюдалось. Михаил Аргир злился, негодуя в душе на то, что голод скоро может его заставить искать в лесу какие-нибудь ягоды или плоды. Не дай бог кто-нибудь увидит такое непотребство! Впрочем, кому здесь видеть?
Опытный глаз воина вдруг выхватил поднимающийся над верхушками деревьев завиток серого дыма. «Костер! — радостно оскалился Михаил Аргир. — Небольшой, совсем рядом с дорогой». Он пришпорил коня, не давая себе труда даже обдумать, что намеревается говорить при встрече.
Когда он выехал на крошечную полянку, сидевшие у костра аборигены разом вскочили, хватаясь за составленные треногой короткие охотничьи копья. «Не воины, — про себя отметил Аргир, — и, пожалуй, не звероловы». Он окинул взглядом лесную прогалину. В тени деревьев паслись четыре мула, поблизости лежали тюки с поклажей. Над костром висел исходящий паром котелок, в котором, булькая и наполняя воздух ароматом съестного, варилась каша.
— Мир вам, добрые люди! — складывая губы в улыбку, проговорил знатный ромей.
При этих словах у троицы, замершей с копьями в руках, явно отлегло от сердца. Вид высоченного широкоплечего воителя заставлял их предполагать, что день может закончиться для них значительно раньше вечера. Копья копьями, а связываться с этаким всадником было себе дороже.
— Не желает ли почтенный господин отобедать с нами? — с нескрываемой радостью в голосе осведомился старший из обитателей леса.
— Очень даже желаю, — спешиваясь и треножа коней, кивнул Аргир. — Вы что же, охотники?
— Нет. — Его собеседник замялся, не зная, как ему следует величать знатного гостя. — Я и мои сыновья живем тут поблизости. У нас пасека. У нас отличный мед, поверьте, самый лучший в округе. А еще мы топим воск и делаем свечи. Нынче утром мы собирались везти мед на продажу в Херсонес, да вот незадача — примчался гонец и велел нам доставить свечи в монастырь. Там, вишь ли, большая служба сегодня будет, сказывают, сына нашего архонта, Алексея, отпевать будут.
— Вот оно как? — Михаил Аргир нахмурился и отвел глаза, чтобы скрыть невольное раздражение. Пожалуй, единственный раз, когда его удар прошел мимо цели. Проклятый мальчишка! Надо ж было ему оказаться так не вовремя на этой чертовой тропе!
— Да, — подбодренный явным интересом, продолжал хозяин пасеки, — гонец рассказывал, что нынче утром у берега корабль разбился, а на нем племянница самого василевса плыла. А наш архонт ей тоже дядей приходится. Так вот, она спаслась и все ему поведала. И потому наш господин в великой печали, и нынче во всех церквях и монастырях отпевание. Вот, откушайте нашей каши, благородный господин! — пасечник, кланяясь, протянул воину деревянную миску и ложку. — Просяная, но уж не взыщите.
— Да, конечно, — невпопад ответил Михаил Аргир. «Значит, она спаслась! — стучало у него в голове. — Спаслась и сейчас у архонта. Я должен немедленно ехать к ней». Он воткнул ложку в кашу и, обжигаясь, быстро начал запихивать варево в рот, чтобы только поскорее унять недовольно урчащий желудок.
— А благородный господин, должно быть, в Херсонес путь держит?
— Да, — кивнул немногословный гость.
