Теперь Аякс даже не утруждает себя, убирая щит: напарник внезапно выпрямляется в полный рост и снова спускает тетиву. Стрела на какие-то сантиметры промахивается мимо Приамида, но зато поражает великана Горгифиона, случайно оказавшегося за повозкой брата. Ратник смотрит на оперение, торчащее из груди, с таким недоверием, точно заподозрил злую шутку товарищей. Затем его голова начинает клониться, словно под бременем вдруг потяжелевшего шлема, обессиленно валится на плечо, и Горгифион падает замертво на залитый кровью песок.

– А, чтоб тебе! – восклицает Тевкр, пуская новую стрелу. Гектор находится к нему ближе всех, как если бы сам подставлялся под удар.

И на сей раз блестящий наконечник минует цель, вонзившись прямиком в сердце Архептолема, что правит колесницей Приамида. Кровь возничего горячей струей хлещет на спины скакунов. Молодой парень вылетает из повозки и зарывается спиною в прах, разметав длинные волосы. Тут даже привыкшие к жестоким сечам кони взвиваются на дыбы и бешено несут вперед.

– Кебрион! – ревет Гектор, перехватив поводья.

Очередной побочный сын гуляки-Приама с готовностью запрыгивает на повозку, в то время как Гектор, наоборот, соскакивает наземь. Вне себя от ярости и скорби по верному Архептолему, герой выбегает на нейтральную полосу – отличная мишень для греческих луков – и хватает самый острый, самый увесистый камень, какой только способен удержать.

И куда подевалось военное благородство, которым он славился все эти годы? Позабыв все, чему его учили с пеленок, военачальник превращается в первобытного дикаря. Приамид заносит левый кулак за спину – в этот миг он похож, хоть режьте, на Сэнди Кауфакса перед подачей. Кстати, я и не замечал до сих пор: а ведь Гектор одинаково свободно владеет обеими руками.

На радостях Тевкр вытягивает из колчана новую стрелу в твердой уверенности, что не единожды успеет поразить Приамова сына прямо в сердце, пока тот замахнется.

Только он ошибается. Гектор кидает мощно, быстро, ровно и без промаха.

Камень поражает лучника в ключицу возле глотки как раз в то мгновение, когда герой хочет выстрелить. Заостренный конец рассекает жилы, дробит кость, и рука Тевкра виснет в онемении. Печально звенит тетива; стрела вонзается в землю между сандалиями Теламонида.

Гектор устремляется вперед, расшвыривая греков словно котят. Троянцы отчаянно палят по распластавшемуся телу, но верный Аякс не покидает друга, бережно прикрывая Тевкра стеной огромного щита, пока остальные ахейцы отбивают натиск вражеской пехоты. На его зычный зов – а точнее, рев – прибегают Мекистей и Аластор, чтобы оттащить стенающего, наполовину потерявшего сознание Теламонида за глубокие окопы, под сень полых судов, где сейчас относительно безопасно.

На этом пятнадцать минут славы Тевкра истекают.

Положение ахейцев ухудшается на глазах. Гектор соображает, что выжил только чудом, которое принимает за очередной знак Зевсова благоволения, и бросается вместе с товарищами в новые и новые атаки на удрученных, отступающих греков.

Агамемнон, Менелай и прочие военачальники, лишь несколько часов назад рвавшиеся в бой, похожи на побитых собак. Аргивяне спешно и беспорядочно бегут, они даже не пытаются удержать собственные укрепления. Тут бы и заполыхать черным судам, если бы не закат солнца и внезапное наступление тьмы.

Растерянные ахейцы мечутся по берегу, кто-то уже ладит корабли к отплытию, кто-то потрясенно сидит на песке, потерянно глядя перед собой. А Гектор играет в Генриха V: без устали носится подле троянских фаланг, громогласно раздавая приказы: призывает воинов продолжать кровопролитие, посылает в город за упитанными волами для жертвоприношений и обильного пира, за бочками сладкого вина и подводами свежевыпеченного хлеба (изголодавшиеся троянцы набрасываются на них, будто на самого Агамемнона), велит разложить сотни смотровых костров вдоль частокола и заградительного рва, дабы ни один из ахейцев не проскользнул в Илион в отсутствие защитников; перепуганным грекам так и так не удастся сомкнуть глаза этой ночью.

Надев Шлем Аида, невидимо брожу по стану троянцев.

– Завтра я прирежу бешеного пса Диомеда! – горланит Гектор, и товарищи довольно хохочут. – Распотрошу, как рыбу, пусть потрепыхается на глазах своих солдат, если не уберется сегодня же ночью! Я раздроблю ему спину этим вот копьем, а потом повешу голову бахвала над Скейскими вратами!

Троянцы торжествуют. Костры посылают снопы искр к низким черным тучам, сквозь которые почти не пробивается звездный свет. Скрытый от людей и богов, я пересекаю заградительный ров, пробираюсь за острый частокол и оказываюсь в лагере сокрушенных греков.

Близится час истины. Агамемнон уже созвал военачальников на совет и теперь обсуждает с ними, как поступить: немедля поднять паруса или попытаться уломать ожесточенного Ахиллеса?

Приняв облик старика Феникса, верного мирмидонского друга и наставника Пелида, шагаю по остывающему песку на совещание. Жребий брошен, отступать поздно.

«Хочешь изменить наши судьбы – найди точку отсчета».

Соньер летел чуть ниже края Атлантической Бреши, каждые несколько миль ныряя или подпрыгивая, когда на пути встречались полупрозрачные зеленые «трубы», соединяющие половинки океана.

Даэман лежал ничком по левую руку от Сейви, угрюмый Харман – по правую. Прочие ниши пустовали. Собиратель бабочек вспоминал волнующие события прошедших суток.

Ада рассорилась со своим ухажером: ее кузен сразу смекнул это, как только парочка вернулась из чащи. Девушка глядела холодно, однако внутри вся кипела. Ее девяностодевятилетний спутник казался крайне смущенным. Молодой коллекционер так и не понял, какая кошка между ними пробежала. Впрочем, после многочасового перелета и необъяснимых событий в Ардис-холле размолвка Хармана с Адой перестала занимать думы Даэмана.

Странно было смотреть на особняк и прилегающие угодья с высоты, хотя вроде бы холмы, река, луга и лес находились там же, где и в прошлый раз, во время того дурацкого «литья», затеянного Ханной. При воспоминании о случившемся тогда сердце Даэмана забилось где-то в горле.

– Если не ошибаюсь, под конец Потерянной Эпохи эта земля носила название Огайо, – сказала Вечная Жидовка, выписывая маленький круг перед посадкой.

– А я думал, Северная Америка, – вставил Харман.

– И это тоже. Тогда каждое место имело множество имен.

Диск приземлился в четверти мили от Ардис-холла, на северном пастбище за рощей. Даэмана с прежней силой тянуло в туалет, но, черт возьми, не тащиться же в такую даль, когда вокруг рыщут динозавры!

– Да не бойся ты, – грубовато бросила Ада, заметив, что единственный оставшийся пассажир не торопится слезать с диска. – Войниксы патрулируют вокруг особняка в радиусе двух-трех миль.

– Да? – прищурился полноватый кузен. – А как далеко Ханна устраивала свой пикник с горячим металлом?

– За три с половиной мили, – отозвалась та, услышав вопрос.

– Точно не пойдешь в дом? – обратилась Ада к Сейви.

– Не могу, – отвечала старуха и протянула хозяйке Ардис-холла руку, которую девушка, помедлив секунду, взяла. Собиратель бабочек впервые увидел, как женщины пожимают друг другу руки. – Я подожду Хармана с Даэманом здесь.

Ада перевела взор на девяностодевятилетнего:

– А ты-то заскочишь на минутку?

– Разве что попрощаться…

– Может, пойдем уже? – заныл коллекционер, не заботясь о том, как визгливо звучит его голос. В самом деле, сколько еще терпеть?!

Все, кроме Сейви, побрели сквозь высокую, по пояс, траву пастбища к далекому дому. На пути попадались редкие коровы; Даэман обходил их чуть не за полмили – ну недолюбливал он с некоторых пор крупных животных! Но вот впереди из-за деревьев появился первый войникс.