назойливой абракадабре.
– Девятого числа месяца ава, – торжественно изрекла еврейка, – были разрушены оба Храма: сначала Первый, а спустя века и Второй. Третий – нечестивый – возведен войниксами в тот же горький день. – Старуха ткнула пальцем в сторону черного купола на стене. – Думаю, скорбная дата не случайно совпадает с Финальным факсом…
Внезапный грохот заставил мужчин содрогнуться и отпрянуть назад. У Даэмана застучали зубы. В ноздри ударил запах озона. Воздух наполнили разряды электричества, так что волосы путешественников поднялись дыбом и заколыхались на ветру подобно морским водорослям. Стремительнее, чем полыхнула бы гроза, из- под купола с оглушительным шумом вырвался мощный столб чистого синего слепящего света. Прямой как стрела, он пронзил вечернее небо и ушел в черные глубины космоса, едва не задев экваториальное кольцо, продолжавшее плавное движение на восток.
29
Ущелье Кандор
Восемь марсианских дней и восемь марсианских ночей подряд пыльный ураган вздымал десятиметровые валы, выл в корабельной оснастке и относил крохотную фелюгу и ее команду, включая двух моравеков, все дальше к подветренному берегу – навстречу гибели.
Маленькие человечки проявили себя опытными, отважными мореплавателями. Однако, на беду, пыльные тучи полностью затмевали солнце, и теперь зеленые существа покорно проводили в спячке не только ночные, но и большую часть дневных часов. Когда молчаливые создания укладывались в темные ниши, дабы их не смыло за борт, Манмуту чудилось, будто он угодил на корабль мертвецов, наподобие того, что был описан в «Дракуле» Брема Стокера.
Паруса фелюги, сшитые из невесомого сверхпрочного полимера, могли выдержать многое, но свирепые вихри с юго-востока и пригоршни гравия с песком растерзали крепчайшую ткань в клочья. Находиться на палубе стало небезопасно, и, улучив солнечную минуту, МЗЧ помогли европейцу прорезать в полу отверстие и опустить товарища в специальное укрытие из досок и брезента, подальше от шквального ветра. Манмуту страшно досаждали песчинки и мелкие камешки, они забивались в его суставы, скрежетали, мешали передвигаться. Поэтому теперь и он старался не проводить столько времени вместе с командой – при всяком удобном случае наведывался к товарищу, а заодно проверял, хорошо ли тот закреплен, не развязались ли канаты. Несчастную фелюгу кренило то вправо, то влево; соленая вода, окрашенная рдяным песком в цвет крови, искала каждую щелочку, чтобы пробиться внутрь. Едва успев пробудиться, зеленые матросы кидались к ручным помпам, дабы осушить днище и нижние палубы. Нескончаемыми ночами европеец трудился в одиночку.
Иногда матросам удавалось обратить злобный ураган в свою пользу, хотя паруса, оснастка и якорная цепь истрепались до предела. Легкая фелюга, у носа которой по-прежнему грохотали ожесточенные волны, всеми силами стремилась прочь от северного берега с его грозными утесами. Где-то справа по борту маячил грандиозный затопленный каньон ущелья Кандор.
Но вот буря расходилась не на шутку, небеса покрылись непроглядной мглой, воздух переполнили пыль и красный песок, молчаливые существа забились на нижнюю палубу и впали в кому, и обе якорные цепи – кормовая и носовая – порвались разом. Электростатические разряды атмосферы угрожали вывести приемник навигационной системы Манмута из строя, а между тем вот уже двое суток моравек не видел даже отблеска звезды или солнца. Так что ужасные скалы могли оказаться хоть в получасе пути.
Бывший хозяин подлодки проводил эхолокацию всего час назад.
Манмут и впрямь не знал, хотя нетрудно было догадаться, что станет с моравеком, запрограммированным на полный вакуум, в условиях разрушительного морского давления. В лучшем случае через три километра товарищ превратится в помятую консервную банку. Если раньше не лопнет вообще.
Европеец огляделся в полумраке трюма. Все до единого матросы забились в ниши, привязавшись ремнями для безопасности. Зеленые ручки и ножки этих безжизненных хлорофилловых кукол трепыхались при каждом сильном толчке и крене судна.
И Манмут постарался. Проклятие, да он просто лез вон из искусственной кожи.
Настал пятый день бури. Небеса по-прежнему застила кровавая тьма, и ветер завывал в потрепанных снастях. Неразговорчивые матросы валялись внизу бесполезным штабелем дров. Намертво заклинив корабельный руль, маленький европеец достал огромные иглы и бечевку: пора штопать жалкие остатки драных парусов. Точно так же, как это делали зеленые человечки. Только на сей раз фелюгу швыряло из стороны в сторону, разворачивало и подбрасывало метров на пятнадцать ввысь, и бурные соленые валы с шумом окатывали палубу.
Бывший капитан «Смуглой леди» принялся латать первую дыру, и тут на корабле полопались рулевые канаты. Суденышко содрогнулось, несколько раз взлетело навстречу тучам, а затем опасно развернулось по ветру – носом к берегу, к его невидимым, но вездесущим рифам. Когда фелюга оседлала очередную алую волну и в багровом небе на миг появился просвет, Манмут успел разглядеть сквозь кипящую пену и полумрак высокие утесы северного побережья. Путешественники мчались прямо на них. Если не починить управление, через час все будет кончено.
Моравек бросился на корму – убедиться, что хотя бы руль закреплен. Его и вправду не оторвало. Однако массивное колесо штурвала со скрипом крутилось туда-сюда, утратив силу. Маленький европеец скользнул по лестнице во тьму третьей палубы, сменил манипуляторы на режущие лезвия и, освещая путь нагрудными лампами, стал пробиваться туда, где, по его мнению, лопнули толстые пеньковые канаты. К счастью, Манмут провел достаточно времени, изучая системы управления и навигации судна. Он бы непременно срастил концы разорванного рулевого троса или обоих. Лишь бы только добраться до них! Может статься, авария произошла в недоступном месте – тогда дела и впрямь плохи. Покинет ли Манмут тонущий корабль, проплывет сквозь грохочущий прибой, отыщет для себя тихую гавань? Заманчиво, но как же Орфу? Его с собой не возьмешь. Моравек наконец-то прорубил путь в шахту, по которой проходили рулевые веревки, зажег свои лампы на полную мощность и огляделся. Канатов нигде не было видно.
Любитель сонетов подпрыгнул при звуках знакомого голоса.
Вот они, голубчики!
