– А направление?

– Чего? – ошалело откликнулся европеец.

Будь у него челюсть – непременно отвисла бы. Небосвод затянуло сплошное кружево из огненных черточек, над Илионом распахивались новые порталы с Олимпами, рассерженные стаи черных шершней жужжали все ниже, тысячи героев продолжали наступать вслед за Гектором и Ахиллом, в то время как десятки тысяч троянцев и их союзников занимали укрепительные позиции на городской стене и в долине у Скейских врат, а греки укрепляли вал и заградительный частокол. Звенели гонги. Били барабаны. Наэлектризованный воздух шипел и потрескивал. Отзвуки воплей и боевых кличей слились в единый невообразимый гул. Выглянувшее солнце заиграло резкими бликами на щитах, клинках и шлемах. Лучники Илиона выстроились вдоль парапета, нацелив острые стрелы в заоблачную высь. Ахейские суда поднимали паруса и срывались в открытое море. Манмут не успевал вращать головой, пытаясь уследить сразу за всем.

– Куда движутся эти метеориты? – спросил Орфу. – С запада на восток, с востока на запад, может, с юга на север?

– Какая, к шутам, разница? – взорвался товарищ. – Нет, извини, это я просто… Знаешь, они летят со всех сторон. Сплошь рыжие крестики на голубом.

– Они направляются к Илиону?

– Н-нет. По крайней мере не напрямую… Ой, там что-то виднеется. Сейчас «наеду»… Силы небесные! Это же…

– Космический корабль? – безо всякого выражения произнес краб.

– Он! – выдохнул Манмут. – Словно ракета из мультика и сзади длинный такой, желтый хвост пламени! Теперь я вижу, другие «метеоры» – тоже корабли… Некоторые зависают в воздухе… Один вроде снижается… Ну и ну!

– Опять «Ну и ну»?

– Он идет на посадку. А с ним еще пять – семь «шершней».

– Правда? – невозмутимо, будто бы даже забавляясь реакцией приятеля, отозвался иониец.

– Они приземляются, Орфу. Рядом с тобой, на утесе… Чуть ли не на тебя! Стой там, я сейчас!

И маленький европеец опрометью кинулся на четвереньках к высокой скале – туда, где желтые огненные струи, вырываясь из сопл ракеты, взметали стометровые столбы камней и праха. Черные машины с острыми жалами опускались на курган амазонки, выбрасывая вниз хитроумные посадочные механизмы в форме треножников. Их угрожающие орудия целились в гигантского краба. Это было последнее, что разглядел Манмут, прежде чем ринуться в пыльный ураган.

– А куда я денусь-то? – громыхнул иониец. – Да ты не торопись, дружище. Кажется, я знаю, кто эти парни.

Катаясь вместе с Калибаном по террасе, Даэман чувствовал, что тварь пытается отгрызть ему руку. Однако металлические волокна костюма и автоматическое смыкание любых щелей в термокоже не позволяли чудовищу оторвать ни кусочка плоти. Надолго ли хватит подобной защиты?

Побарахтавшись между столиками и замороженными мертвецами, враги ударились о перила и рикошетом отскочили к стене. Калибан продолжал цепко держать человека своими предлинными конечностями. Внезапно тварь разжала зубы, запрокинула слюнявую голову и снова нацелилась на шею противника. Мужчина опять прикрылся правой рукой, которую чудовище тут же еще раз прокусило до кости. Даэман громко застонал, пребольно ударившись о решетку перил. Несмотря на автоматическое смыкание любых щелей в термокоже, разреженный воздух наполнили кровавые пузырьки, которые лопались, попадая на зеленый костюм или блестящие чешуйки.

На какое-то мгновение бывшего коллекционера прижало к перилам, и желтые очи Калибана хищно вперились в глаза человека с нескольких дюймов. Мужчина понимал: правая рука больше не поднимется; понимал: ничто не мешает чудищу вцепиться через маску ему в лицо, однако в этот миг разум пронзила одна-единственная, простая и потрясающая мысль. Я не боюсь.

Лазарета больше нет. Синие черви не ждут больных. Никто не восстановит разрушенное тело. Ни за сорок восемь часов, ни позже. Никогда.

Я не боюсь.

Даэман видел перед собой звериные уши, слюнявую морду, покрытые чешуей плечи. Эта тварь тоже из плоти и крови. Мужчине вспомнился грот и неприлично розовые гениталии монстра.

Калибан ощерил зубы для нового укуса. Отчетливо сознавая, что оставляет горло без защиты, человек опустил свободную руку, нащупал податливые шары и стиснул их так сильно, как ничего в жизни не сжимал.

Вместо последнего убийственного броска, чудовище откинулось далеко назад, и рев его разнесся гулким эхом в этом почти безвоздушном пространстве. Даэман пригнулся, переместил обе руки еще ниже – правая кровоточила, но кисть еще вполне слушалась – и сдавил сильнее. Калибан судорожно извивался и брыкался, силясь избавиться от противника; тот висел, волочась по полу, и не разжимал пальцев. Он представлял себе, что давит сок из помидоров, из апельсинов, из яблока… Судьба, жизнь и смерть воплотились для человека в этой хватке. Калибан зарычал еще громче, размахнулся длинной лапой и обрушил на врага мощный удар.

Человек отлетел прочь, кувыркаясь, и на несколько мгновений лишился сознания. К счастью, чудовище не воспользовалось его слабостью: оно визжало, билось в пустоте, пытаясь прижать колени к животу, и лишь когда пелена перед глазами Даэмана начала рассеиваться, мужчина разглядел, как тварь, барахтаясь, вернулась на террасу, вцепилась в поручни перил и прянула на жертву, растопырив конечности в стороны.

Человек вслепую пошарил между стульями, нащупал упавшую трубу, размахнулся обеими руками и ударил подлетевшего Калибана в висок. Раздался резкий, какой-то очень убедительный звук. Голова твари откинулась на плечо, а колыхающееся тело, размахивая когтистыми лапами, повалилось на мужчину. Выронив железный обломок, Даэман отшвырнул противника левой рукой – правая бессильно повисла плетью, – вскочил на перила и прыгнул ввысь, к спасительной мембране.

Слишком медленно.

Более приспособленный к низкой гравитации, распаленный нечеловеческой ненавистью, монстр всеми четырьмя конечностями оттолкнулся от темной стены, в которую ударился, поймал перила перепончатыми стопами, присел и прыгнул следом.

Видя, что эту гонку ему не выиграть, мужчина уцепился за какой-то поручень и резко остановился. Тварь опустилась на площадку и, расставив лапы, преградила человеку путь на волю. Острая боль в пораненной руке вдруг прожгла тело и разум Даэмана; вскоре навалятся шок и беспощадная усталость.

Чудище задрало голову, издало протяжный вой и, обнажив острые зубы, провещало:

– Все, что мерзость, – освящает, все, что пища, – отнимает! Я не друг тебе, нет, а вот ты – мой обед!

Калибан приготовился прыгнуть вслед, как только жертва обратится вспять.

Даэман заметил на груди твари полузатянувшиеся шрамы, и губы его растянула зловещая усмешка.

«Сейви все-таки ранила его. Она не сдалась без борьбы. И я не стану».

Не помышляя о бегстве, молодой мужчина оттолкнулся от перил ногами, нагнул голову и метнулся вперед, нацелясь в грудь Калибану.

Полет занял целых две или три секунды, однако нападение застало чудовище врасплох. Еде не пристало вести себя подобным образом; добыча не нападает. Потом до него дошло, что обед сам идет в руки, и монстр кровожадно ухмыльнулся до ушей, готовясь принять человека в удушающие объятия, из которых тот выйдет лишь наполовину съеденным трупом.

Они пролетели через мембрану вместе. Даэману показалось, будто бы он миновал тончайшую завесу; Калибан возопил в безвоздушном пространстве, хотя только на краткий миг. Затем врагов охватила