рукой развязать свой шейный платок, он ценой укушенного большого пальца закрепил засунутую в рот Туон вуаль. Свет, что делать теперь с девчонкой?

– Не знаю, это ли ты планировал, – сказал Ноэл, на удивление ровно дыша, словно и не удерживал отчаянно вырывавшуюся девушку, – но я тоже, как видишь, ухожу сегодня ночью. Я собирался уйти денька через два-три, но боюсь, завтрашний день не сулит ничего приятного человеку, которого ты здесь приютил.

– Разумное решение, – пробормотал Мэт. О Свет, как же он забыл предупредить Ноэла?

Он опустился на колени и, уворачиваясь от пинков Туон – кое-какие все же достигли цели, – поймал ее ноги. Вытащил из рукава нож, надрезал платье и оторвал от подола длинную полосу, которой и связал ей лодыжки. Хорошо, что он успел попрактиковаться в этом с Тайлин. А то как-то не привык женщин связывать. Оторвав от платья вторую полосу, Мэт подхватил с пола обруч с самоцветами и встал, охнув от натуги. А потом охнул еще раз, погромче, получив от Туон последний удар, – уже двумя ногами. Боль отдалась в бедре огнем. Мэт водрузил диадему девушке на голову, и Туон взглянула ему прямо в глаза. Она перестала дергаться без толку, но испуганной не казалась. Свет, да он на ее месте обделался бы.

Затем наконец-то появился Джуилин, в плаще, полностью экипированный, с коротким мечом и зазубренным мечеломом на поясе и тонким бамбуковым посохом в руке. За его правую руку цеплялась стройная темноволосая женщина в плотном белом одеянии, которые носили на улице да’ковале. Она была миловидной, с пухлым ротиком, с большими темными глазами, и пугливо косилась по сторонам. Увидев Туон, она пискнула, выпустила руку Джуилина, словно обжегшись о горячую плиту, и скрючилась на полу у двери, уткнув голову в колени.

– Пришлось долго уговаривать Теру бежать, – вздохнул ловец воров, бросив на нее озабоченный взгляд. Только так он и объяснил свое опоздание, а потом обратил внимание на ношу Ноэла. Сбив на затылок свою нелепую, похожую на ведро, красную шапку, Джуилин почесал голову. – И что мы с ней будем делать? – спросил он напрямик.

– Оставим в конюшне, – ответил Мэт. Если, конечно, Ванин убедил конюхов разрешить ему и Гарнану поухаживать за лошадьми. Прежде эта часть плана не представлялась необходимой – так, еще одна мера предосторожности. Но только до этой минуты. – На сеновале. Найдут ее не раньше утра, когда станут сбрасывать в стойла свежее сено.

– А я думал, мы ее похищаем, – вздохнул Ноэл, опуская связанные ноги Туон на пол и перехватывая девушку сзади под руки. Маленькая шончанка высоко вскинула голову, словно драться было ниже ее достоинства. Даже с кляпом во рту на лице ее явственно читалось презрение. Она отказалась от сопротивления, но не потому, что борьба была безнадежной, а потому, что сама решила не сопротивляться.

В коридоре, ведущем в вестибюль, послышались шаги, стук сапог приближался. Наконец-то, Эгинин. Хотя, судя по событиям всей этой ночи, вполне могут быть и Стражи Последнего Часа. Причем огирский караул.

Мэт поспешно указал своим спутникам на темные углы, где их не могли увидеть от дверей, затем подхромал к черному копью и поднял его. Джуилин потянул Теру за руки и, поставив на ноги, потащил налево. Она скорчилась в уголочке, а он встал перед нею, сжав обеими руками свой посох. Посох казался ненадежным оружием, но ловец воров управлялся с ним весьма ловко. Ноэл поволок Туон в противоположный угол и, держа ее одной рукой за локоть, сунул вторую руку под куртку, где носил длинные ножи. Мэт встал посреди комнаты, подняв перед собой ашандарей. За спиной у него чернела дождливая ночь. Вряд ли он был способен сейчас двигаться как надо, тем более что после пинков Туон бедро болело не переставая, но он был готов к худшему и, кто бы ни появился из коридора, без боя сдаваться не собирался. По крайней мере, нескольким противникам он оставит на память свои метки.

Когда в дверном проеме возникла Эгинин, Мэт с облегчением оперся на копье. За нею появились две сул’дам, последним шел Домон. Наконец Мэт увидел Эдесину и даже вспомнил, что как-то обратил на нее внимание во время прогулки дамани: стройная привлекательная женщина с длинными, до пояса, черными волосами. Несмотря на привязь ай’дама, тянувшуюся к запястью Ситы, Эдесина выглядела спокойной. Айз Седай на привязи, но Айз Седай, уверенная, что скоро с нее снимут ошейник. Теслин, напротив, так и дрожала от нетерпения, облизывала губы и жадно поглядывала на дверь, ведущую во двор конюшни. Ринна и Сита тоже не отрывали взора от заветной двери.

– Мне пришлось ублажать дер’сул’дам, – чуть ли не с порога заявила Эгинин. – Они очень беспокоятся за своих подопечных. – Заметив Джуилина и Теру, она нахмурилась; рассказывать ей о Тере не было особой причины, раз уж она взялась помогать дамани, но, видимо, этот сюрприз в шерстяном одеянии не пришелся ей по вкусу. – Конечно, то, что она видела Ситу и Ринну, кое-что меняет, – продолжала Эгинин, – но... – Тут ее взгляд упал на Туон с кляпом во рту, и она вдруг замолчала, словно лишившись дара речи. Ее и без того бледное лицо побелело еще больше. Туон ответила свирепым взором, в котором читалась непреклонная беспощадность палача. – О-о Свет! – хрипло произнесла Эгинин, падая на колени. – Ты, безумец! Смерть от долгих пыток ждет того, кто посмел поднять руку на Дочь Девяти Лун!

Обе сул’дам ахнули и без колебаний тоже хлопнулись на колени, причем не только потянули за собой обеих Айз Седай, но и, схватив за ай’дам у самого ошейника, заставили их уткнуться лицами в пол.

Мэт хрюкнул, как будто Туон еще раз пнула его прямо в живот. Во всяком случае, ощущение он испытал, как от хорошего пинка. Дочь Девяти Лун. Элфин сказали ему правду, как ненавистно ни было ему осознать это. Он умрет и будет жить снова, если этого уже не случилось. Он откажется от половины света мира, чтобы спасти мир, и ему вовсе не хотелось думать, что это значит. Он женится...

– Она – моя жена, – негромко промолвил Мэт. Кто-то сдавленно охнул; Мэту показалось, что это был Домон.

– Что?! – взвизгнула Эгинин, повернув голову к нему так резко, что стянутые в хвост волосы хлестнули ее по лицу. Он никогда бы не подумал, что она способна визжать. – Не говори так! Ты не должен так говорить!

– А почему? – спросил он. Элфин всегда дают правильные ответы. Всегда. – Она моя жена. Ваша проклятая Дочь Девяти Лун – моя жена!

На него уставились все, кроме Джуилина, который снял шапку и уставился в нее. Домон покачал головой, Ноэл тихо рассмеялся. Эгинин обалдело раскрыла рот. Две сул’дам пялились на него как на буйнопомешанного, несущего полнейший бред. Туон тоже уставилась на него, но с совершенно непроницаемым выражением лица, в ее темных глазах не отражалось никаких чувств. О Свет, что он там собирался сделать? Во-первых, отправиться, пока не...

В комнату вбежала Селусия, и Мэт застонал. Неужели всем в этом проклятом дворце вздумалось прогуливаться по ночам? Домон попытался схватить Селусию, но она увернулась и проскочила мимо. Полногрудая, золотоволосая со’джин имела сейчас отнюдь не величавый, как обычно, вид, она заламывала руки и озиралась, как загнанный зверек.

– Простите меня, что посмела заговорить, – сказала Селусия полным страха голосом, – но то, что вы делаете, – глупость почище безрассудства. – Застонав, она кинулась к стоявшим на коленях сул’дам, присела между ними и положила руки им на плечи, словно надеясь обрести защиту. Взгляд ее голубых глаз беспрестанно метался по комнате. – Каковы бы ни были знамения, все еще можно исправить! Только откажитесь от своих намерений.

– Спокойней, Селусия, – миролюбиво сказал Мэт. На него она не смотрела, но он все равно старался говорить и двигаться как можно дружелюбней. Ни среди своих, ни среди чужих воспоминаний он не находил такого, которое подсказало бы, как вести себя с женщиной в истерике. Разве что спрятаться. – Никому ничего плохого не будет. Никому! Обещаю тебе. Успокойся же!

По лицу Селусии почему-то пронеслась тень ужаса, но она опустилась на колени и сложила руки на бедрах. Внезапно все ее страхи исчезли, и женщина вновь обрела прежний царственный вид.

– Я буду повиноваться вам, пока вы не сделаете моей госпоже ничего худого. А если с ней что случится, я вас убью.

Услышь Мэт подобные слова от Эгинин, они заставили бы его призадуматься. Но речи этой сдобной