крадучись, двигались к ним. Это были люди. Нет, не только! Они тащили за собой буренку и переругивались взволнованным шепотом. Колокольчик на корове не звенел, а глухо стучал. По тому, как люди волокли бедное животное, было понятно, что они очень спешат.
Вдруг затарахтел мотоцикл. Степан схватил котенка за шкирку и помчался на лай собаки. Все вокруг котенка завертелось, и он вновь ощутил шеей и затылком жаркое, хрипящее дыхание несущего его кота. Степан несся галопом, прижавшись к земле. Вот он выскочил на голое место, прибавил ходу и полетел прямо на темные деревенские избы. Потом вдруг соскочил в овраг и выпустил котенка из зубов.
– Сиди здесь! – приказал он и умчался.
Котенок испуганно проводил его взглядом и остался один. Была уже ночь, хотя и не темная. Небо было фиолетовым и беззвездным. Рядом с котенком из заросшего травкой оврага вырывалась петля колючей проволоки, уходила в небо и вновь впивалась в землю. Наверное, когда-то здесь проходил фронт – в эту или в какую-то другую войну. А может быть, это была простая изгородь. Но ржавая колючка, покачиваясь на ветру, торчала так грозно, будто плакала или хотела о чем-то сказать.
Внезапно котенок понял, что исчезло из его жизни. Гул войны. С самого рождения этот гул, как надвигающаяся гроза, кипел над его миром. Этот звук стал для него частью природы. Поэтому когда он исчез, тревога охватила маленькое сердечко.
Через полчаса Степан вернулся, и вернулся не один. Он привел с собой невзрачного, неухоженного кота с вороватым взглядом. Поначалу оба, будто не замечая котенка, присели рядом и продолжили начатый раньше разговор.
– А кто их знает, по что, – хрипло объяснялся деревенский товарищ, – може, партизаны, аль просто сброд какой. Всяких тут нынче при полицаях поразвелось. Уши им в лапы, за хвост на сарай, – выругался кот. – А буренка колхозна была, бабы скотину еще первым летом себе увели и по сеням попрятали. А немцам и на руку, мол, вот большевики еслиф вернутся – всех на Колыму за хищение колхозной собственности. Так что все хитро устроено. Они сюда больно-то и не суются – так, колонна проедет, бывает переночуют, да обозы на фронт провезут, а так народ стараются против себя не настраивать. Жидов только собрали, да коммунистов, а так не трогают. Больше от партизан несчастья, и мародеров хватает, расщепи мой хвост на два.
– А мои-то давно прошли? – спросил Степан.
– Да с денек уж, – сказал местный кот, невольно морщась. – Ты только, дружище, не серчай на меня, хвост мне сам знаешь куда. Я им тут невесть какой теплый прием устроил. – Он цокнул зубом и покачал головой. – Откуда ж я знал, что это беженцы твои с пути подкрепиться решили. Думал, неужто и коты туда же – в разбойники, да по соседским селам шакалят. Ну, я и проучить их решил. Пса хозяйского поднял и с ним навстречу им к курятнику вышел. Еле лапы от нас унесли, бедняги городские.
– Да, это ты, конечно, зря сделал, – покачал головой Степан. – Они же два дня, небось, ничего не ели.
– Да знаю, дружище, я уж и сам помучился, думая, мол, ну взяли бы курочку, другую, да и хвост с ней, ничего бы с нами не сделалось. Пса бы даже в лес не выгнали – простили бы за выслугу лет.
– А ты что же это, с собаками дружбу водишь? – иронично спросил Степан.
– Да мы народ мирный, чего нам ссориться, – оправдывался кот. – А пес у нас старый уже, Барбосом зовут. Как я молодым был, гонял он меня, конечно, благо на цепи держали. А теперь уже и я иной раз выйду по просьбе хозяина, дам ему разок лапой по морде, чтоб спать не мешал, да и примолкнет псина… Да, пойдемте уже, голодные с дороги, небось. – Степан и котенок двинулись за ним. – А так мы с ним не ссоримся, – продолжал кот о деревенской жизни, – я иной раз ему и мышку принесу, а то недокармливать пса нынче стали. Жалко, помрет, а как нового злыдня в конуру посадят – опять догонялки начнутся. А я уж не молодой. Ну, скажи, на кой хвост мне такая радость? Уж лучше мы с Барбосом вместе доживем.
Они шли прямо по обочине деревенской дороги и впервые за весь путь не таились. Временами мимо проходили припозднившиеся мужики и бабы, но котов не трогали.
– А это кто с тобой? – деревенский кот наконец-то обратил внимание на котенка.
– Тоже с нами из Ленинграда топает, – сказал Степан. – Отстал на немецких позициях. Там крысы нам дали жару. Облаву устроили. Этот с другими в западню и угодил. Чудом спасся.
– Да уж, – сказал местный кот. – Откармливать хлопца надо. Так, с виду, пушистый, а лапы-то слабые, того и гляди подкосятся. С рождения, видать, голодом морился. Ну, ничего, хлопчик, сейчас я тебя быстро в порядок приведу. Бабка, небось, уже сготовила нам чего. У нас и сметанка не редкость. Только с видом на жительство у нас тут строго: мышей не ловишь – катись-ка к чертям собачьим. А меня Васькой зовут, я тут вроде как хозяин получаюсь, – сразу предупредил кот. – Все меня слушаются и даже люди в почете держат. Вот, давайте, через забор.
Степан взял котенка за шкирку и вскочил с ним на край, потом бросил его и спрыгнул сам. Васька провел их в сени, оттуда – в подпол. Степан и котенок жадно приникли к стоявшей там катке, полной жирного, непривычного для их городского вкуса молока. А немного погодя Васька им еще и две рыбки гольяна притащил.
– Хозяину моему благодарности, – сказал Васька. – Это он меня с рыбалки угостил за вчерашнюю операцию под курятником.
Путешественники поели, и только котенок понадеялся на ночлег, как Степан начал прощаться:
– Ну, давай, Васька, ждут нас уже. Спасибо тебе, конечно.
– Да и вы лихом не поминайте, – ответил тот. – И своим скажи, что я это по незнанию их прогнал, думал, воры какие. А в следующий раз меня пусть спрашивают, сам их угощу и рад буду. Ну, бывайте, родненькие. Ты, малой, от Степана не отставай и всему, что скажет тебе, тому и следуй. Он тебе теперь и командир, и мамка.
– Нет, с мамкой это ты перегнул, – усмехнулся Степан. – Я его вылизывать не собираюсь, а надо – и в расход пущу, ухо не дернется.
– Хвост тебе в зубы, Степан, это ты мне брось, – возмутился Васька. – Хлопец-то, сразу видать, не из робкой породы. Глядишь, и матерый кот вырастет, так что мы с тобой и вдвоем не справимся. Ну, вот тут и расстанемся. Далеко твои без тебя утопали?
– На эстонскую границу я их послал, – сказал Степан. – Тут путь более-менее спокойный, лишь бы на партизан не наткнулись.
– Да, – согласился Васька. – Те и кошатиной поживиться не постесняются.
– Ну, там уж я им не помощник, – поглядев в сторону леса, сказал Степан. – Деру дать и без меня сумеют.
– А что там, на границе, делается? – полюбопытствовал Васька, когда они переходили через железнодорожное полотно.
– Да обычный блокпост, как и на всех дорогах нынче, – морщась, сказал Степан. – Партизан да дезертиров выцепляют, а беженцев назад разворачивают. Но сейчас на любой дороге таких проверок достаточно. На старых границах одна беда – поля минные. Ну, давай, братан, может, даст Бог, свидимся еще.
– С Богом, с Богом, – сказал Васька, и они разошлись.
Два дня они вдвоем пробирались на запад. Шли крадучись, но не спеша. Ночевали в укрытиях, которые находил опытный лазутчик Степан. Котенок сильно привязался к нему, во всем слушался и старался не ударить перед ним в грязь мордочкой. К концу пути пашни пропали и начались пологие сопки, поросшие темным лесом, в котором, судя по всему, было много диких зверей. Степан теперь приносил на обед настоящую дичь – барсуков и маленьких куропаток. Котенок много болтал, плетясь за своим кумиром, а тот молчал и даже изредка пресекал болтовню. Но перед сном вдруг начинал теплеть и, мурлыча, открывал котенку свои тайны. Он рассказал ему, например, что когда-то все коты обитали как раз в таких лесах и охотились, как настоящие дикие хищники. Но потом повели дружбу с людьми, и те переманили их в села и города.
– Иногда мне кажется, что я где-то уже видел лес, – засыпая, сказал котенок. – Будто когда-то в самом раннем детстве.
– Ты видел его во сне, – сказал Степан. – Нам всем, даже живущим в городах, с рождения продолжают сниться лес и охота. Это дает о себе знать древняя тоска, оставшаяся в каждом из нас с тех пор, как, сманенные человеком, мы предали свою истинную природу.