– Ja, – пробормотала она. Ольга пристально оглядела ее.
– Знаешь эти травы?
– Некоторые, – призналась Уинсом. – Дома пользовались ими.
– Вот как? Ты, должно быть, очень сведуща в искусстве врачевания, если эти травы тебе известны, – заметила Ольга, еще раз посмотрев на собеседницу. – Расскажи-ка о себе, дитя мое, – велела она.
Уинсом почему-то беспрекословно повиновалась. Позже, за чашкой горячего настоя из трав, женщины обменялись рецептами лекарств для больного желудка. Наконец Уинсом вздохнула и тревожно взглянула в сторону Торхолла.
– Знаешь, – нерешительно начала она, – знаешь ли ты, как помочь ему?
Ольга задумчиво посмотрела на спящего.
– Да, – кивнула она, – знаю. И, помедлив, добавила:
– Но скажи, почему ты так стремишься излечить Торхолла?
– Ради моего мужа, – призналась Уинсом. – Без свидетельства Торхолла перед Тингом, Бренд снова будет изгнан, а может, и убит. Но если Торхолл подтвердит, что Бренд невиновен, мужа освободят. Я хочу, чтобы Торхолл жил и помог Бренду.
Ольга задумчиво кивнула.
– А сам Торхолл? Что ты о нем думаешь?
– Он… он… – пыталась она подобрать слова.
– Сварливый старый ворчун? – помогла Ольга, весело сверкнув глазами.
– Да, – с облегчением кивнула Уинсом. – С ним очень трудно говорить.
– Это верно, – согласилась Ольга и, сделав несколько глотков, отставила чашку, весело улыбаясь Уинсом.
– Любовь, – изрекла она наконец. – Это единственное, что может спасти Торхолла.
Уинсом нахмурилась.
– Не шутите со мной, пожалуйста, госпожа Ольга. Я сделаю все, чтобы спасти Торхолла, но, – печально покачала она головой, – он очень болен. Моих знаний не хватит, чтобы исцелить его.
Мудрый взгляд голубых глаз словно приковал Уинсом к месту.
– Я дала ему очень сильный отвар, который облегчит его муки. Но, если Торхолл не захочет жить – а это он должен решить только сам, душой и сердцем, – все наши усилия будут напрасными.
Уинсом отпила травяного отвара.
– Но почему он не хочет жить? Ольга пожала плечами.
– Именно это мы и должны узнать. Они поговорили еще немного, но тут Уинсом, уловив странные звуки, исходившие от Торхолла, поднялась.
– Я должна идти к нему.
Старуха пристально глядела вслед Уинсом. Та, встав на колени перед больным, о чем-то тихо беседовала с ним. Торхолл что-то громко, резко отвечал. Один из стражников, игравших в кости, рассеянно поднял голову, но тут же вновь вернулся к игре.
Ольга толклась у очага, готовя обед, и оставила молодую женщину ухаживать за воинственным стариком.
– Нет, я этого не желаю! – воскликнул Торхолл, отталкивая чашку настоя, протянутую Уинсом. Горячая жидкость расплескалась и обожгла руку женщины. Она уронила чашу, и зелье разлилось коричневой лужицей по утоптанному земляному полу. Уинсом и Торхолл молча смотрели на тоненькие ручейки. Уинсом схватилась за обожженную руку, Торхолл поднял голову и проворчал:
– Убирайся! Не нужна мне твоя помощь!
– Почему? – недоумевающе спросила женщина, хотя ее трясло от гнева. – Я помогала тебе на корабле! Давала настои, отвары, делала все, что могла! Чего тебе еще надо!
И, словно не веря глазам, уставилась на покрасневшую руку.
– Я желаю, чтобы ты убралась! – раздраженно повторил Торхолл. – Оставь меня в покое! Дай умереть!
Значит, старуха сказала правду. Он и в самом деле отказывается жить! Уинсом осторожно коснулась груди, пытаясь утихомирить бешено бьющееся сердце.
– Уйди с глаз моих, – продолжал Торхолл. – Ты…
Он неожиданно замолчал.
– Я, что? – с любопытством спросила Уинсом. Торхолл отвернулся к стене.
– Ты не обо мне заботишься. Думаешь только о себе и своем муженьке.
Уинсом долго сидела в глубокой задумчивости. Любовь, сказала Ольга. Только любовь спасет Торхолла! Неужели старуха действительно ожидала, что Уинсом полюбит этого неуживчивого человека, оставит своего мужа? Нет, конечно нет. Ольга имела в виду совсем другую любовь – доброту и сочувствие.
Уинсом лихорадочно огляделась в поисках Ольги, но старая женщина куда-то исчезла. Она вновь обернулась к Торхоллу и нерешительно спросила: