себя обнаженной, и села прямо в лужицу, чувствуя прохладу воды.
Потом, уже одевшись, она с удивлением подумала, что не испытывает ни малейшего стыда. Наоборот, она чувствовала великое облегчение, что-то в ней раскрепостилось, и она рассмеялась переливчатым смехом. Она подняла руки к небу, почувствовав себя свободной, свободной!
Виллему была сделана из того же теста, что и Суль. Она была благовоспитанной девицей, но под этой внешней оболочкой скрывалась природа Людей Льда, их безрассудное ухарство, приносящее им безмерную радость и отчаяние, когда их своеволие сталкивалось с человеческими законами.
Она провела пальцами по волосам, стряхивая мох и сухие листья.
Легкой походкой она направилась через лес и через луга домой, в Элистранд.
В ноябре Элистранд посетил гость.
Это был судья — и его маленькие глазки зловеще сверкали.
Им никогда не нравился этот судья: они считали его продажным, вероломным и пристрастным в ведении дел.
Калеб и Габриэлла холодно приняли его в прихожей.
— Ваша дочь дома? — без всяких предисловий спросил он.
— Виллему? Да, она дома, — ответила Габриэлла.
— Могу я поговорить с ней?
— Конечно, Виллему! — крикнула она. На втором этаже открылась и хлопнула дверь, девушка вышла.
— С тобой хочет поговорить судья, — сказал Калеб. — Нам уйти?
— Нет, оставайтесь, — беспечно произнес судья. — Я слышал, что у фрекен Виллему есть на руке отличительный знак.
Ее родители удивленно переглянулись.
— В чем дело? — спросил Калеб.
— Я знаю, что имеет в виду судья, — смущенно произнесла Виллему. — Да, у меня есть такой знак.
— Можно взглянуть?
Она послушно закатала рукав блузки и показала судье крестообразный шрам.
— Все правильно, — торжествующе произнес он. — В таком случае я прошу Вас следовать за мной, фрекен Виллему.
Калеб запротестовал:
— Что произошло?
Повернувшись к нему, судья сказал строго:
— Ваша дочь была членом лиги бунтовщиков, устроившей заговор против короля. Был издан указ о том, чтобы хватать всех членов лиги и проводить дознание.
— Но Виллему не устраивала заговора против Его Величества, — вмешалась Габриэлла, — это просто бессмыслица! Юношеские причуды. Вы не можете арестовать ее за это!
— Это не я арестовываю, Ваша Милость. Это делает комиссия Его Величества короля Кристиана V. Я же имею предписание сопровождать туда всех подозреваемых.
— Где это находится?
— В округе Энг.
Виллему затаила дыханье.
— Я готова отправиться туда, мама и папа, — покорно произнесла она.
— Нет, этого мы не допустим! — воскликнул Калеб. — Я поеду с ней!
— Это не разрешается, — сказал судья, сделав предостерегающий жест. — Ваша дочь будет под охраной, и если она не виновна, она вернется обратно уже к вечеру.
Несмотря на их горячие протесты, все было так, как сказал судья.
Виллему поскакала с ним в округ Энг. Но едва они исчезли за лесом, как Калеб сказал:
— По-моему, Маттиас говорил, что нотариус должен на днях нанести визит в Гростенсхольм.
— В самом деле! — согласилась Габриэлла. — Сейчас же едем туда!
Со времен Дага Мейдена все его потомки дружили с нотариусами.
Нотариус и вправду был в этот день у Маттиаса и Хильды. Когда Калеб и Габриэлла приехали, все осматривали усадьбу — и все вместе отправились к ручью, где находились мельница и лесопильня.
Когда они отъехали в сторону от грохочущего ручья, текущего из леса по равнине, Калеб лихорадочно и торопливо изложил суть своего дела.
Нотариус, довольно молодой датчанин, наморщил лоб.
— Да, в эти дни в Энге действительно находится комиссия. Но она прибыла, чтобы разобраться с налогами, поскольку тамошние жители издавна уклонялись от уплаты. Что же касается бунтовщиков… По этому поводу не было никаких распоряжений. Я не совсем понимаю, что имел в виду судья, но, думаю, что он мог неправильно все понять. Конечно, девушка вернется домой сразу же, как все прояснится.
— Это правда, что она не понесет никакого наказания за ту ребяческую метку на руке? — спросила Габриэлла.
— Я слышал, как сам Гюльденлеве сказал: «Забудем этот чертов бунт! Я не стану осуждать людей, желавших сделать меня королем Норвегии, а тем более, отсылать их к моему брату, королю Кристиану, или, точнее, к сводному брату. Нет, все это должно быть забыто и похоронено. Навсегда!»
— Тогда почему же судья?.. Я поскачу следом и привезу ее домой, — сказал Калеб.
— Да, ты прав, — сказал нотариус и позвал одного из своих помощников. — Лаурсен, поезжайте вместе с ним и передайте мое порицание судье!
Габриэлла настояла на том, чтобы ехать с ними. Она нагнала судью на другой стороне холма, находящегося между округами Энг и Гростенсхольм. Судья сидел на обочине дороги вместе со своим долговязым помощником и пил пиво, пока лошади отдыхали. Виллему с ними не было.
— Где моя дочь? — сурово спросил Калеб. Его лицо было каменным от возмущения.
— Ваша дочь? — неторопливо произнес судья. — Но разве Вы не встретили ее?
— Мы никого не встретили. Что Вы имеете в виду?
Судья настороженно посмотрел на помощника нотариуса: его взгляд ясно говорил о том, что ему известно, кто это.
— По дороге я встретил Улава Харасканке, который сообщил мне о том, что вышло недоразумение: распоряжение касалось не бунтовщиков, а уплаты налогов. Так что я сразу же отпустил Вашу дочь, и поскольку мы уже были на вершине холма, откуда виден округ Гростенсхольм, я не счел необходимым сопровождать ее дальше.
Калеб был в замешательстве.
— Но моя дочь была верхом на коне. Мы должны были ее встретить.
— Может быть, она поехала в другое место? Кажется, Ваша дочь несколько… легкомысленна.
— Легкомысленна? — побагровев, произнес Калеб, а у Габриэллы вырвался возглас негодования.
— Я имею в виду ребячество, некоторую необузданность… — тут же поправился судья.
Калеб почувствовал тупую боль в груди. Ему с трудом верилось, что ее «несчастные случаи» происходили на самом деле — но что, если Виллему все-таки была права? Если с ней действительно что-то случилось?