заселена.

— Меня несли через длинный коридор.

Он усмехнулся.

— А Вы не чувствовали запах конюшни?

— Запах конюшни? Как я могла его чувствовать, если меня тащил Вонючка!

— Ясно, значит, Вас тащил он! Прекрасное прозвище: Вонючка! Я сразу же понял, о ком Вы говорите. Мы находимся в одном крыле усадьбы — судя по всему, довольно большой усадьбы.

— Но тогда мы не можем находиться под конюшней, — возразила она.

— А мы и не находимся под ней: мы находимся в амбаре или каком-то подсобном помещении, расположенном чуть ниже конюшни. Насколько я понял, усадьба принадлежит долговязому человеку, время от времени появляющемуся здесь.

— Улаву Харасканке?

— Возможно, так его зовут. Я не знаю.

— А почему здесь держат третьего?

— Он осужден на смертную казнь. Но судья дал ему возможность скрыться, потому что решил использовать его, чтобы досаждать мне. Время от времени они приходят, чтобы полюбоваться моими мучениями. Их невозможно увидеть, но я знаю, что они здесь. Я видел их тени сквозь щели в стене.

— Но разве они могут что-то увидеть в такой темноте?

Скактавл печально усмехнулся.

— То, что Вы видите теперь, фрекен Виллему, это «ночная декорация». Потом они отодвигают решетки, и сюда проникает свет. Днем заслонки вынимаются.

— Значит, сейчас вечер?

— В этом помещении рано наступает вечер.

Глаза Виллему начали уже привыкать к темноте. Она могла уже различить кое-какие детали в помещении, которое было длинным и не слишком широким.

— Раз в день приносят еду, на это Вы можете рассчитывать, хотя наш спящий друг имеет обыкновение пожирать почти все. И будьте осторожны с водой, которая всегда стоит в той бочке! С непривычки у Вас может расстроиться желудок.

— А… что касается других… нужд… позвольте мне спросить об этом…

— В самом дальнем углу. Не особенно удобно, но что поделаешь…

— Понимаю.

Она все больше и больше чувствовала беспокойство. Теперь она вполне представляла себе свою ситуацию, но все еще не теряла мужества.

— Мои родственники будут искать меня, — дрожащим голосом произнесла она.

Но особых надежд на это она не питала. Как они смогут найти ее, если она сама не знает, где находится?

— Самое лучшее для Вас, фрекен Виллему, это поспать ночь, — дружески произнес Скактавл. — Здесь достаточно темно, а утром Вам понадобятся силы, когда проснется третий. Ложитесь на мою постель, я же как-нибудь устроюсь. Ведь я вижу лучше, чем Вы.

Ее горячий протестующий шепот не помог, ей пришлось лечь в его постель — на большую кучу сена в углу. Как он сам устроился, она не знала, догадываясь только, что он лег где-то рядом, чтобы оградить ее от нападения со стороны другого.

Виллему смотрела сухими глазами на щели в стенах и потолке. Зимнее небо отсвечивало матовым сиянием, хорошо заметным в ночи. Ее мысли беспорядочно кружились в голове, словно стаи диких птиц. В глубине души она сознавала, что это ее бездумная влюбленность в Эльдара привела к такому концу — ее выдумка сопровождать его в Хенгтманнсмюр.

Но один-единственный просвет во тьме у нее все же был: Скактавл продолжал бы и дальше томиться в этой темноте, если бы она не попала сюда — она чувствовала внутренний порыв сделать что-то для него, помочь ему выйти отсюда.

Но как это сделать, она пока не знала. Теперь она сама попалась в коварно расставленные сети, где ей предстоит вместе с ним терять последние силы.

Она прошептала в темноте:

— Я глубоко благодарна судьбе за то, что Вы здесь. Это такая поддержка для меня.

Она думала, что он спит и не слышит ее — так долго она ждала ответа. Наконец она услышала его шепот:

— Вы тоже зажгли для меня свет во тьме, даже если у меня и кошки скребут на душе от того, что Вы вынуждены находиться здесь.

Она проснулась от того, что стало светло. Утреннее солнце пробивалось через решетку в двух маленьких окошках.

Это было что-то вроде амбара, с поперечными балками вдоль стен. Не успела она получше рассмотреть помещение, как страшный храп прервался, и третий заключенный зачмокал губами, облизал пересохший рот, захрюкал и сел.

В амбаре воцарилась зловещая тишина.

— Держитесь спокойно, фрекен Виллему, — прошептал Скактавл, — я сделаю все, чтобы обезопасить Вас. За нами наблюдают снаружи. Они хотят увидеть, как произойдет встреча между Вами и этой паскудной свиньей.

Паскудная свинья? Это звучало не очень-то приятно.

— Какого черта, — произнес грубый голос. — У нас что, гости?

Виллему подсела поближе к Скактавлу, нашла его руку.

— Это помещичья дочка, — сказал он. — Она попалась в лапы наших тюремщиков. Мы попытаемся защитить ее от них.

Человек встал и направился к ним. Было достаточно светло, чтобы Виллему смогла различить его силуэт: огромный, мощный, сутуловатый, с массивной головой и кулаками, похожими на кувалды, болтающимися на уровне колен.

Он подошел к ней, уставился прямо ей в лицо.

— Черт знает что! Настоящая кукла! А глаза-то, глаза!

Осужденный на смерть! Несомненно, это был убийца.

Она инстинктивно подалась назад.

Этого делать не стоило: огромный кулак безжалостно опустился на ее плечо.

— А она ничего, а? Мы ее опробуем, а?

— Оставь ее в покое, — сказал Скактавл. — Она в том же положении, что и мы. Мы должны помогать друг другу.

Верзила вытянул вперед свою обезьянью руку и ударил дворянина в лицо. Тот со сдавленным криком повалился назад.

Виллему бросилась к нему.

— Вам помочь?

— Ничего, не надо, — ответил Скактавл, — я уже привык.

Преступнику не понравилось, что она уделяет внимание Скактавлу. Он снова ударил ее и повернул к себе.

— Черт с ним, пусть там себе копошится, — прорычал он. — Пусть он там бормочет, что мы в одинаковом положении. Я совсем в другом положении! Быть здесь — это спасение для меня. На свободе я был бы уже мертв. А теперь ты, лакомый кусочек, пойдешь со мной в мой угол!

И она услышала возбужденное, нетерпеливое дыханье за стеной, рядом с собой.

Для Виллему это было уж чересчур!

Среди Людей Льда бытовало множество легенд о Суль и о том, что она делала. Истории эти приукрашивались для большого эффекта, многое приукрасила в свое время и сама Суль. И