– Помни: оставь индейских разведчиков в покое, – в последний раз предупредил Кейд и, уже стоя на пороге, добавил: – Надеюсь, с твоей невестой ничего не страшного не произойдет.

– Да уж, надейся! – крикнул ему в спину Бэллард. – Иначе всем твоим краснокожим друзьям сильно не поздоровится!

Кейд вышел из кабинета Бэлларда. Все, кто попадался на его пути в форте, поспешно отходили в сторону: с человеком, у которого такое мрачное лицо и так угрожающе сжаты кулаки, лучше не связываться.

Кейд не мог забыть того, что только что сказал ему Бэллард. Так, значит, жених и невеста никогда не любили друг друга и, весьма вероятно, никогда не полюбят. Но для него это не должно иметь никакого значения. У него есть дело, и он его сделает.

И к черту те чувства, которые начали заползать в его душу!

Кейд решил остаться в форте еще на несколько дней.

Зная, что он поблизости, Бэллард наверняка не посмеет, как прежде, допрашивать с пристрастием разведчиков-индейцев. Другой причиной его задержки была Селеста де Манка – Кейд хотел, чтобы она накопила на него побольше обиды. Когда он вернется, она будет не только возмущена тем, что он так неожиданно покинул ее, но и чертовски зла из-за того, что ее заставили работать наравне с индейскими женщинами. Она обвинит его во всем, возненавидит и, может быть, перестанет пытаться с ним разговаривать. Будет лучше, если они станут врагами, ведь он уже твердо решил, что больше не потеряет самообладания, как тем вечером. Но нельзя оставаться в Ливенуорте слишком долго. Всегда есть опасность, что какой-нибудь охотник или рыбак заметит среди индейцев белую женщину и даст знать в форт. Надо отвести ее обратно в пещеру и держать там до тех пор, пока индейцы не сочтут месть достаточной.

Но когда Кейд совсем уже собрался ехать, его пригласили на прием, устраиваемый в честь нового окружного судьи. Рэмзи хотелось познакомиться с вновь назначенным судьей, с которым ему вскоре придется работать? а кроме того, его присутствие, наверняка разозлит Бэлларда – уже ради одного этого следует пойти.

Приняв ванну, побрившись и подровняв свои длинные волосы, Кейд надел новые штаны из оленьей кожи и украшенную бахромой куртку. Посмотрев на свои начищенные до блеска сапоги, он решил, что представляет из себя идеальное воплощение цивилизованного федерального, агента.

Прием был устроен в апартаментах генерала Шофилда, который разрешил дамам использовать их в его отсутствие для таких случаев, как этот. Бэллард стоял в прихожей, среди встречающих, блистая полной парадной формой: синий мундир с медными пуговицами, голубые брюки с красными лампасами, широкий кушак, сабля и сверкающие черные сапоги.

Кейда, как всегда, весьма позабавил его вид, и, как всегда, он подумал, что у Бэлларда хорошенькая мордашка. Такое мнение вряд ли можно назвать лестным, когда речь идет о мужчине, но если у тебя такие вот золотистые кудряшки и такая розовая, гладкая, как у младенца, кожа, другого выражения просто не подберешь.

Бэллард холодно представил Кейда судье Ньютону Куигби.

– Новый агент по делам индейцев, – небрежно бросил он, как будто это была какая-то ничтожная, мелкая должность, затем повернулся к следующему гостю.

Кейд имел привычку оценивать людей по первому впечатлению и редко оказывался не прав. Судью Куигби выдавали его глаза – они были маленькими и злыми, как у гремучей змеи. И улыбка у него была холодная и надменная. Он сразу же без всяких околичностей заявил:

– Откровенно говоря, мистер Рэмзи, мне всегда казалось странным, как это можно сделать своей профессией прислуживание дикарям.

– У вас неверные сведения, судья, – невозмутимо и любезно ответил Кейд. – Моя работа состоит не в прислуживании дикарям, а в защите индейцев от дикарей, к коим я причисляю белых.

Судья не привык, чтобы ему перечили, и с трудом сдержался, чтобы не показать, как он возмущен столь дерзким ответом.

– Ах вот оно что, – сказал он с деланной небрежностью. – Оказывается, вы еще один из этих любителей краснокожих.

– Я люблю людей, судья. Во всяком случае, большинство из них. Я просто стараюсь не допускать, чтобы они причиняли друг другу вред, в то время как вашей обязанностью является судить их, если они его все- таки причиняют. По-моему, и у вас, и у меня весьма интересная и важная работа.

– Интересная! Что интересного может быть в том, чтобы послать человека на виселицу?

– Вы говорите так, словно это единственно возможное решение.

– А так оно и есть. Если преступника вешают, он никого уже больше не убьёт, верно? Он больше не сможет ограбить дилижанс или банк. Он перестает быть общественной проблемой. Он больше не мешает. И это правильно. Вот в чем состоит моя работа, мистер Рэмзи.

Теперь настал черёд Кейда сдерживать возмущение. Этот человек ему чертовски не нравился.

– Вы говорите так, словно вы не судья, а палач.

– Я и то, и другое. – Глаза судьи потемнели. Затем, желая завершить разговор, он повернулся к стоявшей рядом с ним Мириам: – Это моя дочь, Мириам Эпплби. Вдова, – добавил он так, чтобы его услышали все присутствующие холостяки. После этого Куигби перенес внимание на очередного из представляемых гостей.

Кейд вежливо пожал пальцы Мириам, заметил, что она смущена, и подумал: интересно, это из-за садистских взглядов ее отца на правосудие или из-за того, что он так бесцеремонно дал всем понять, что у нее нет мужа? Он слышал, как некоторые холостые офицеры, смеясь, говорят о том, что судья пытается сбыть с рук свою дочь, и понимал, что найти ей мужа будет весьма нелегко. Привлекательности в ней было не больше, чем в деревянном столбе. Тощая, бесформенная, с тусклыми глазами, с тусклыми коричневыми волосами, туго стянутыми в узел. Платье нисколько не украшало ее внешность – оно было тускло-зеленым, начисто лишенным отделки и каких бы то ни было признаков вкуса.