главным директором банка. Берлин больше двадцати лет следит за его деятельностью. В сороковые годы Цаугг имел обширную клиентуру среди немецких подданных сомнительной репутации. В настоящее время его подозревают в сокрытии миллионов рейхсмарок наличными, а также в виде произведений искусства, слитков драгоценных металлов, ювелирных изделий и драгоценных камней. Их давно следовало бы конфисковать, но все это находилось вне досягаемости министерства финансов.
— А что у нас имеется о самом Цаугге?
— Только незначительные подробности. Ему пятьдесят четыре года, женат, есть сын. Особняк на Цюрихском озере. Весьма уважаемая персона. Довольно скрытен. Множество влиятельных друзей в швейцарском правительстве.
Марш закурил и взял листок бумаги.
— Повторите-ка мне адрес.
Макс Йегер появился, когда Ксавьер писал ему записку. Он открыл задом дверь и, обливаясь потом, ввалился с горой папок.
Отросшая за два дня щетина придавала ему грозный вид.
— Зави, слава Богу, — воскликнул Макс, глядя поверх бумаг. — Я ищу тебя весь день. Где ты был?
— Везде. А это что? Твои мемуары?
— Те самые убийства в Шпандау. Слышал, что сказал утром дядюшка Артур? — Он передразнил пронзительный голос Небе: — «Йегер, вы можете вернуться к обычным обязанностям». — Он бросил папки на стол так, что задребезжали оконные рамы, а кабинет заволокло пылью. — Показания свидетелей и присутствовавших на свадьбе гостей. Протокол вскрытия — из бедняги выковыряли пятнадцать пуль. — Он потянулся, протер кулаками глаза. — Мог бы проспать неделю. Скажу откровенно: я слишком стар для приключения, в которые меня втянули прошлой ночью. Сердце может не выдержать. А чем, черт возьми, ты теперь занимаешься?
Марш вынул из горшка высохший цветок и достал ключ от банковского сейфа.
— Через два часа мне надо на самолет.
Йегер посмотрел на его чемодан.
— Ясно без слов — идешь в отпуск! Слушать балалайку на берегу Черного моря… — Он подбоченился и пошел в пляс, подражая русскому танцу.
Марш, улыбнувшись, покачал головой.
— Хочешь пива?
— Спрашиваешь! — И не успел Марш оглянуться, как Йегер, приплясывая, исчез в коридоре.
Маленькую пивную неподалеку держал отставной полицейский по фамилии Фишер. Там пахло дымом и потом, квелым пивом и луком. Большинство постоянных посетителей составляли полицейские. Зеленые и черные мундиры теснились у стойки или маячили в полумраке обшитых деревом кабинок.
Лису и Медведя встретили бурными приветствиями:
— В отпуск идешь, Марш?
— Эй, Йегер! В другой раз становись чуть ближе к бритве!
Йегер заявил, что сегодня угощает он. Марш отыскал кабинку в углу, сунул под стол чемодан и закурил. Тут были люди, которых он знал лет десять. Резавшиеся в покер и отпускавшие соленые шутки шоферы из Рансдорфа. Любители выпить из отдела опасных преступлений на Вортштрассе. Вальтер Фибес в одиночестве сидел у стойки, уныло склонившись над бутылкой шнапса.
Подошел Йегер и поднял стакан.
— Прозит!
— Прозит!
Макс смахнул пену с губ:
— Германия подарила миру три вещи — отличные сосиски, хорошие машины и доброе пиво. — Он неизменно повторял это, когда они выпивали.
Марш подумал: «Так-то оно так. А что ты скажешь, если узнаешь, что я лечу
Марш слегка повернул голову и огляделся. Немецкий взгляд. Кабинки с обеих сторон были не заняты. У стойки раздавались взрывы смеха.
— Я лечу в Швейцарию. Небе дал мне визу на двадцать четыре часа. Ключ, который ты только что видел в кабинете, я взял прошлой ночью в квартире Штукарта. Он от банковского сейфа в Цюрихе.
У Йегера широко раскрылись глаза.
— Они, должно быть, прячут там все эти художественные штучки. Помнишь, Глобус говорил сегодня утром, что они танком вывозили их и продавали в Швейцарии.
— Больше того. Я снова говорил с американкой. Оказывается, Штукарт в субботу вечером звонил ей домой, похоже, собирался бежать за границу.
Йегер заметил:
— Но гестапо, должно быть, знает об этом, Зави. Ее телефон наверняка прослушивается.
Марш отрицательно покачал головой.
— Штукарт был умен. Он воспользовался автоматом напротив её дома. — Он отхлебнул пива. — Видишь, какие дела, Макс? У меня такое ощущение, словно я спускаюсь по лестнице в полной темноте. Сперва покойник в озере оказывается старым соратником фюрера. Потом выясняется, что его смерть связана со смертью Штукарта. Прошлой ночью моего единственного свидетеля, знавшего о причастности к этому делу Глобуса, — курсанта Йоста увезли гестаповцы. Теперь оказывается, что Штукарт хотел бежать. Чего ожидать дальше?
— Ты свалишься с лестницы и сломаешь себе шею, друг мой. Вот что будет дальше.
— Что ж, резонно. Но ты не знаешь самого худшего.
Марш рассказал ему о гестаповском досье. Йегер, казалось, был потрясен.
— Черт возьми! Что ты собираешься делать?
— Я подумывал не возвращаться в рейх. Даже снял со счета все свои деньги. Но Небе прав: ни одна страна не станет иметь со мной дела. — Марш допил пиво. — Не сделаешь ли ты кое-что для меня?
— Говори.
— Сегодня утром взломали квартиру американки. Не попросил бы ты орпо в Шенеберге время от времени туда заглядывать? Адрес я оставил на столе. Кроме того, я на всякий случай дал ей твой телефон.
— Нет проблем.
— Прибереги это для Пили. — Он передал Йегеру конверт с половиной суммы, снятой со счета в банке. — Здесь немного, но остальные мне, возможно, понадобятся. Держи их у себя, пока он не подрастет, чтобы знать, как ими распорядиться.
— Да брось ты, парень! — Макс перегнулся через стол и хлопнул его по плечу. — Неужели дела так уж плохи? Уверен?
Марш пристально посмотрел ему в глаза. Через пару секунд Йегер отвел глаза и, пробормотав: «Да. Ну что ж…» — положил конверт в карман.
— Мой Бог, — неожиданно взорвался он, — если бы мой парень написал на меня в гестапо, я бы ему выдал — конечно, не деньги.
— Это не его вина, Макс.
Йегер помрачнел.
