Согласно водительским правам, найденным в нетронутом бумажнике, убитого звали Доналд Кац, ему был двадцать один год, и он жил на Западной Восемьдесят первой улице, в доме между Западным Центральным парком и Коламбас-авеню. Было установлено, что отец Доналда дантист, его приемная помещается на углу Амстердам-авеню и Западной Семьдесят первой улицы, возле Шермен-сквер. Семья придерживалась иудейского вероисповедании. Старшая сестра убитого, миссис Жанна Иммерсон, живет в Бронксе. Доналд был способным парнем, занимался на курсах подготовки радиоинженеров. В нем было что- то от Дон-Кихота. Доброта, склонность к быстрым симпатиям и антипатиям, он имел много знакомых и мало друзей.

Труп официально опознал его отец, доктор Морвин Кац.

От доктора Каца полиция узнала о девушке, на свидание с которой Доналд отправился в тот вечер. Ее зовут Надин Каттлер, ей девятнадцать лет, она живет в доме 19 на Боро-Парк в Бруклине, учится в Нью- Йоркской студенческой лиге искусств. В ту же ночь ее разыскали бруклинские детективы и доставили на Манхэттен для допроса.

Увидев труп, Надин упала в обморок и только через некоторое время смогла дать связные показания.

Надин Каттлер сообщила, что знала Доналда Каца почти два года. Они познакомились на митинге, посвященном дальнейшей судьбе Палестины, и с тех пор встречались три-четыре раза в неделю.

— У нас не было практически ничего общего. Доналд интересовался наукой и техникой, а я — искусством. Политически он был совсем не развит — даже война его ничему не научила. Мы даже насчет Палестины не могли прийти к согласию. Не знаю, почему мы влюбились друг в друга.

Мисс Каттлер сказала, что прошлым вечером Доналд Кац встретился с ней в здании Студенческой лиги искусств после ее занятий, и они, свернув с Пятьдесят седьмой улицы на Седьмую авеню, зашли в китайский ресторан Лум Фонга.

— Мы поссорились из-за оплаты. У Доналда была наивная убежденность в том, что женщина должна сидеть дома, нянчить детей и ублажать мужа, когда он возвращается с работы. Он рассердился на меня, когда я сказала, что сейчас моя очередь платить. В конце концов я разрешила ему оплатить счет, чтобы избежать сцены на людях.

После этого они отправились потанцевать в русский ночной клуб «Яр» на Пятьдесят второй улице, напротив «Леона и Эдди».

— Там было хорошо, и мы часто туда ходили. Нас там хорошо знали, и мы тоже многих знали по именам: Марию, Лёню, Тину и остальных. Но прошлой ночью там было полно народу, и мы вскоре ушли. Доналд выпил четыре рюмки водки, не закусывая, поэтому, когда мы вышли на воздух, у него слегка шумело в голове. Он хотел отправиться еще в какой-нибудь клуб, но я была не в настроении, и мы пошли в обратную сторону по Пятой авеню. Когда мы дошли до Пятьдесят девятой улицы, Доналд захотел пойти в парк. Он еще не совсем... протрезвел и был очень возбужден. Но там было темно, и Кот...

Надин оборвала фразу.

— Я очень нервничала, сама не зная почему, — продолжила она через несколько секунд. — Мы часто говорили об убийствах Кота, но я уверена, что никто из нас не ощущал личной угрозы. Мы как-то не воспринимали это всерьез. Доналд однажды сказал, что Кот антисемит, так как в городе с самым большим количеством еврейского населения в мире не задушил ни одного еврея. Потом он засмеялся и добавил, что это скорее свидетельствует о том, что Кот еврей. Мне эти шутки не казались забавными, но он так остроумно все это говорил, что было невозможно не смеяться...

Пришлось попросить девушку вернуться к повествованию о ночных событиях.

— Мы пошли дальше по улице, держась той стороны, где были дома. По пути Доналд немного протрезвел, — мы поспорили об убийстве Стеллы Петрукки, «кошачьих беспорядках», бегстве из города и пришли к неожиданному выводу, что во время кризисов обычно теряют голову люди старшего возраста, а молодежь сохраняет самообладание... Потом, дойдя до Коламбас-Серкл, мы опять поссорились. Доналд хотел проводить меня домой, хотя все эти месяцы я после свиданий возвращалась в Бруклин одна. Его мать не любила, когда он приходил поздно, поэтому я согласилась встречаться с ним так часто только при условии, что он не будет меня провожать. Почему я не позволила ему проводить меня?..

Надин Каттлер снова заплакала, но доктор Кац успокоил ее, сказав, что ей не в чем себя винить, потому что если Доналду было суждено стать жертвой Кота, то ничто не могло этого изменить. Девушка всхлипывала, держа его за руку.

— Я сказала, чтобы Доналд взял такси и ехал прямо домой, потому что он слишком много выпил, и мне не хотелось, чтобы он в таком состоянии бродил один по улицам. Это его еще сильнее рассердило. Он даже... не поцеловал меня. Последний раз я видела его, уже входя в метро. Он говорил с кем-то — очевидно, с шофером такси. Было около половины одиннадцатого.

Водителя такси удалось разыскать. Да, он помнил ссорившуюся молодую пару.

— Когда девушка стала спускаться в метро, я открыл дверцу и окликнул парня. «Попытаешь счастья в другой раз, Казанова. Поехали — отвезу тебя домой». Но он только огрызнулся: «Катись со своей машиной! Я пойду пешком!» Потом он пересек площадь и пошел вдоль парка, здорово пошатываясь.

По-видимому, Доналд Кац пытался осуществить свое намерение, идя от Коламбас-Серкл вдоль западной части Центрального парка почти милю до Семьдесят седьмой улицы, откуда оставалось всего четыре квартала до его дома. Безусловно, Кот все это время шел за ним, — возможно, он весь вечер следовал за парой, хотя расспросы в ресторане Лум Фонга и в «Яре» не дали результатов, да и шофер такси не заметил ничего подозрительного. Кот, несомненно, поджидал удобной возможности, представившейся на Семьдесят седьмой улице. На ступенях музея, где нашли Доналда, обнаружили следы рвоты, которой была испачкана и одежда убитого. Вероятно, когда Доналд проходил мимо музея, его затошнило, и он присел на ступеньку в темноте. Когда его рвало, Кот подкрался к нему сзади. Судя по всему, Доналд отчаянно сопротивлялся, хотя никто не слышал шума или криков.

Медэксперт определил время смерти между одиннадцатью часами и полуночью.

Тщательное обследование тела, одежды, шнура и места преступления не дало ничего существенного.

— Как всегда, — промолвил на рассвете инспектор Квин, — Кот не оставил улик.

Однако на сей раз это было не так.

Роковой факт стал известен утром 30 сентября в квартире Каца на Западной Восемьдесят первой улице.

Детективы расспрашивали семью, пытаясь установим какую-нибудь связь между Доналдом Кацем и лицами, замешанными в предыдущих восьми убийствах.

Присутствовали отец и мать юноши, их дочь и ее муж Филберт Иммерсон. Миссис Кац, худая женщина с карими глазами на застывшем лице, мужественно переносила свое горе. Миссис Иммерсон, круглолицая молодая женщина, не обладала выдержкой матери и постоянно всхлипывала. По ее словам Эллери понял, что она не слишком ладила с младшим братом. Доктор Кац одиноко сидел в углу, так же как три с половиной недели назад сидел Зэкари Ричардсон в доме по другую сторону Центрального парка, — он потерял сына, и другого у него уже не будет. Муж сестры Доналда, лысеющий молодой человек с рыжими усами в сером деловом костюме, стоял поодаль, словно не желая обращать на себя внимание. Он был свежевыбрит, и его толстые щеки потели под слоем талька.

Эллери почти не прислушивался к рутинным вопросам и ответам. За последние дни он смертельно устал, а эта ночь была особенно утомительной. Эллери не сомневался, что теперь, как и в предыдущих случаях, ничего выяснить не удастся. Незначительные отклонения от схемы — убитый придерживался иудейской, а не христианской религии, семь дней после предыдущего убийства вместо семнадцати, одиннадцати или шести, — но основные черты оставались теми же: удушение шнуром из индийского шелка, голубого для мужчин, оранжево-розового для женщин; жертва не состояла в браке (Райан О'Райли по- прежнему оставался единственным исключением); убитый фигурировал в телефонном справочнике (Эллери сразу же это уточнил); девятая жертва была моложе восьмой, которая была моложе седьмой и так далее...

— Нет, я уверена, что он не знал человека с таким именем, — говорила миссис Кац. Инспектор Квин проявлял особую настойчивость в отношении Хауарда Уитэкера, так разочаровавшего психиатров. — Если,