расстояние – нередко хозяин появлялся на пороге в сопровождении сторожевой змеи.
– Добрый человек, пустите путника на ночь. Погибаю…
– Проходи мимо.
– Я ищу…
Угрожающее шипение. Закрытая дверь. В какой-то момент Варан вдруг испугался – а что, если Бродячая Искра пришел в этот поселок, и не нашел пристанища, и замерз – либо скатился по лестнице вниз, переломал кости и умер в канаве…
– Добрый человек, пустите путника хоть на пару часов.
У меня есть деньги, я заплачу.
– Проходи, страшилище, спущу змею…
– Скажи, к кому мне идти? Кто пустил к себе путника три дня назад?
Стук закрывающейся двери.
Варан присел на ступеньку. Его «шкура» застыла сосульками, лицо было покрыто слоем грязи, палка в руках выглядела, как посох; его вид в самом деле мог напугать кого угодно. Следовало не ломиться в каждую дверь, а хорошенько подумать – что сделал Бродячая Искра, войдя в этот поселок?
Медленно, выверяя каждый шаг, Варан двинулся вниз по главной улице – по обледенелым, с выбоинами ступеням.
Пахло дымом. В каменном желобе шелестела незамерзающая речушка, берущая начало, по-видимому, из болота. Варан опускался все ниже и ниже; кое-где в окошках – круглых дырках в скале – зажигались огоньки.
На перекрестке Варан остановился. Отсюда открывался вид на соседнюю скалу, покрытую снегом. За скалой остывало красное закатное небо. В ущелье уже стояли сумерки; долина, лежащая еще дальше, затянута была дымкой, где-то там брел по дороге, или ехал на повозке с почтарем, или уже разводил огонь в очаге гостеприимного дома тот, ради кого Варан бросил Нилу…
Не ради него, поправил он сам себя. Ради правды. Ради того, чтобы знать. Ради просьбы Подорожника.
Он снова присел на камень, и на этот раз ступенька показалась ему страшно холодной, холоднее льда. Все, что казалось таким важным – дороги, как прожилки на дереве, огонек, рождающийся в очаге, маг, рождающийся в счастливом доме, – поблекло и потеряло смысл.
Время необратимо.
Время.
Он старик. Он устал.
Лестница уходила вниз. Варан сидел, свесив руки между коленями. Озноб, мучивший его весь сегодняшний день, уходил. Пустота понемногу наполнялась теплом.
Он устал – и теперь наконец согреется и выспится. И не надо никого ни о чем просить – ему уже тепло, он уже спит.
Перед глазами кружились белые и голубые огоньки. Ожерелья вели хоровод сами с собой – прекрасные, живые ожерелья…
Варан открыл глаза. Веки казались раздувшимися, как подушки. Уже не сомневаясь, что замерзает, он подумал, что унизительно умирать сидя. Пусть ползти – но двигаться. Только не сидеть и не ждать.
И он пополз по лестнице вниз – опираясь о ступеньки руками и ногами.
И на повороте, на самой околице селения, увидел впереди путь через ущелье – две толстые цепи, протянутые над пропастью. Рядом с цепной дорогой стоял домик, но не высеченный в скале, а сложенный из камней.
Квадратное окошко светилось.
– Ну, живучий, – сказал перевозчик не то с завистью, не то с обидой. – Тут, бывало, зазеваешься – и обморозился, страшное дело. А тебе – как змеюке, прости меня Император. И пальцы шевелятся. И нос не отмерз.
Варан сидел за хлипким деревянным столом. Перевозчик кормил его пустой кашей, запивать давал кипятком – по цене, впрочем, лучших кабаков столицы; перевозчик оказался падок на деньги, и это спасло Варану жизнь.
– У меня больше нет денег, – сказал Варан, когда перевозчик предложил ему добавки. Сказал твердо, глядя в глаза; на самом деле у него было еще несколько сотен реалов, зашитых в рубаху, и ему не хотелось, чтобы ради таких сравнительно небольших денег перевозчик брал на себя грех смертоубийства.
– Ясное дело, – перевозчик махнул рукой. – Мы, нищие, будем тут шляться, а ты, работяга, давай нас забесплатно корми…
Варан пожал плечами:
– Я тут один, наверное, за сто лет… И я не нищий, хозяин. Я тебе неплохо заплатил.
– Ага, – перевозчик хитро улыбнулся. – Как же, один… Был тут до тебя старичок, три дня как ушел. Прямо хоть гостиницу открывай… Тот тоже все жался: нет да нет… А два дня жил у меня, столовался и спал, и ничего – доволен… Как думаешь – открывать гостиницу? Или после тебя опять сто лет подорожних не будет?
– Кого же ты тут возишь?
– А своих. Там за горой сельцо, Мохорадное, наших невест половина – оттуда, ну и своих девок отдаем, конечно… Родственники. И дела всякие – торговать там, строить… Туда-сюда, в страду, бывает, передохнуть
