Когда стемнело, он зажег фонарь.

Метались тени от стволов. В глубине леса загорались и гасли пары желтых и зеленых глаз. Варан шел, помахивая палкой; по сравнению с деревьями в Лесном уделе эти корабельные сосны были просто карликами, а живность, наводящая страх на местных крестьян, в сравнении с трехлапцем казалась сборищем неопасных паразитов, вроде мышей.

Варан шел по узкой просеке, и ему казалось, что он идет по мосту, соединяющему его прошлое и его будущее. Ноги, прошедшие Империю из конца в конец и обратно, сами знали, где обогнуть камень, где переступить через корягу, где перепрыгнуть яму. Варан шел – и думал.

Вот он достигнет цели, к которой стремился всю жизнь. Не окажется ли, что жизнь кончена? Не придет ли осознание, что больше стремиться не к чему?

К самой обочине подобралась шерстистая тварь на низких ногах, с плоской головой и красными искорками глаз. Варан замахнулся палкой. Тварь исчезла.

Варан улыбнулся, думая о своем. Какие глупости; встретившись с бродягой, он заживет заново. Закончится этот тягучий кошмар, который он привык считать счастьем, – дорога и погоня, ночевки всякий раз на новом месте, жизнь, на которую он сам себя обрек и, надо признаться, обрек с удовольствием…

«Не бросай меня, – говорила Нила. – Не ходи, ты все равно ничего не найдешь… Ты никогда не будешь счастливым, не ходи…»

В щели между кронами над головой горели звезды – не такие ослепительные, как на севере, но все-таки очень яркие. Варан вспомнил Нилу, вернее, вспомнил воспоминание о воспоминании о Ниле. Девочки, когда-то целовавшей его в пещере, полной сухих водорослей, с тайными знаками на потолке – той девочки больше не было, время съело ее, как поглощало и продолжает поглощать минуту за минутой, блики солнца на поверхности воды, влюбленность, смех, чью-то молодость… Время съело и воспоминания о ней. И оттого, что в семье веселого парня из лесной деревушки родится мальчик, возможно маг, – от этого Нила не вернется, и никто не вспомнит ее заново. Даже Варан.

Он ускорил шаг. Дыхание сбивалось – все-таки он уже не так вынослив, как раньше. Наверное, лучше не думать о таком – трава ведь не думает, что придет осень, а за ней зима. Наверное, это Подорожник накануне смерти отравил Варана желаниями о странном, неестественными мыслями – может быть, если бы не маг, жить бы Варану на Круглом Клыке, плодить детей и внуков, счастливо отрабатывать сезоны, покупать дерево у плотовщиков…

Он остановился. На коре сосны, стоящей у самой дороги, была зарубка. Варан прижался к дереву лицом, влип в смолу краешком бороды, вдохнул запах дерева, как вдыхал в детстве запах свежих досок…

Две плоскоголовые твари с красными глазами вынырнули ниоткуда. Варан взмахнул палкой – одно из существ взревело «Неожиданно низко и убралось в темноту, прихрамывая, другое исчезло минутой позже – напоследок обдав Варана ненавидящим взглядом.

На коре дерева, в смоле, остались седые волоски из его бороды.

Он огляделся. Белые и синие искорки глаз поблескивали далеко в темноте, красных среди них не было. Он поднял повыше фонарь и двинулся дальше, помахивая палкой, пугая разбегающиеся от стволов тени, думая о своем.

…Напрасно и несправедливо обвинять во всем Подорожника. Он, Варан, четырнадцати лет от роду почти ушел с плотогонами, и попал бы, наверное, в рабство, и погиб, не дожив до старости, если бы отец не поднял на ноги всю общину… Он всегда любил свои желания сильнее, чем отца, мать и Нилу. И вот одно из них – самое главное – должно вот-вот исполниться.

Истекают последние часы – Варан увидит Бродячую Искру. Близится рассвет…

Три плоскоголовые твари кинулись с трех сторон. Варан, ни о чем не думая, саданул первую фонарем по голове, потом прижался спиной к дереву и заработал палкой; рукав его куртки – «шкуру» он давно продал, встречая весну и теплые земли, – рукав затрещал, когти зацепили руку. Варан взвыл, выхватил нож и ударил в шею того, кто висел у него на плечах. Палка глухо встретилась с чьим-то брюхом…

Разбитый фонарь погас.

На рассвете он вошел в поселок Опуша – вошел потрепанный, провонявший кровью, с перетянутой жгутом рукой, но в остальном целый и настроенный решительно. Гостиница оказалась именно там, где ей надлежало быть, – на берегу реки напротив моста. Варан постучал, и ему сразу же открыли.

Захлопотали служанки – старая и молодая. Принесли теплой воды, бинтов, еды и питья; принимать гостей здесь умели и любили.

– Через лес? Ночью?! Ах, Император свидетель, вас же могли загрызть тошаки…

– Кто?

Служанки принялись объяснять, и Варан узнал много нового и жизни и повадках своих ночных обидчиков. Выяснилось, что на когтях тошаков всегда полным-полно заразы, поэтому Варана заставили выпить чуть ли не бутыль горького противоядия – оно же средство от воспалений. Прошло полчаса от момента, когда он переступил порог; из уголка обеденного зала, где Варана лечили и потчевали, видна была входная дверь. Никто не вошел. Никто не вышел.

– Вчера у вас остановился постоялец, – сказал Варан, наконец справившись с необъяснимой дрожью, с внезапным страхом. – Вечером… Пришел из Новолесок, ну, где живет кум вашего хозяина…

Служанки переглянулись.

– Вчера? – задумчиво сказала старая. – Вчера у нас никто вроде не вселялся. А?