Но Жюльетт уже выбежала из кабинета. Когда директриса бросилась за девушкой, Дениза остановила ее:
– Не мешай! Пусть сама попробует! Независимо от того, каков будет результат, это ей послужит хорошим уроком.
Жюльетт добилась своего. Клиентки с интересом отнеслись к ее предложению, забросав вопросами о платье, которое было на девушке. Она объяснила, что это платье разработано модельером Фортуни, а затем предложила несколько видов шелковых тканей осенних тонов.
– Я могу представить ряд новых моделей, которые разработала сама.
Клиентки остались довольны. Жюльетт доложила Денизе, что они пообещали прийти завтра. Но выражение лица сестры не утратило своей холодности.
– Очень хорошо, иди со своими идеями к месье Пьеру и расскажи, что ты там наобещала. Как я и сказала, будешь работать в его студии.
Месье Пьер был человеком весьма спокойного нрава – иначе он просто бы не смог работать у Денизы. Он знал от хозяйки, что когда-нибудь ее сестра займет ее место, поэтому появление Жюльетт не вызвало особого удивления модельера. Девушка принесла отрезы шелковых тканей, выбранных беспокойными клиентками. Месье Пьер оторвался от примерки рукава на предплечье манекена. Манекены в ателье были все одинаковые – куклы из красного дерева с полированной безликой болванкой вместо головы. Месье Пьер – мужчина средних лет, коренастый, довольно подвижный, со светлыми волосами, тронутыми сединой, и короткой острой бородкой. Он глянул на Жюльетт поверх очков в золотой оправе.
– Положите ткань на спинку стула и расскажите, что происходит внизу.
Выслушав рассказ, месье Пьер кивнул:
– Сделайте наброски платьев из плиссированного шелка, которые хотите предложить заказчицам, а потом мы поработаем вместе.
Они трудились допоздна, чтобы успеть к утру. Прежде, чем отправиться домой, Дениза наведалась наверх. Только месье Пьер знал, что Дениза впервые в жизни не предложила никаких изменений, когда увидела завершенные модели.
Вернувшись домой, Жюльетт узнала от служанки, что Дениза уже легла спать, а граф Карсавин звонил дважды. Девушка попыталась связаться с ним, позвонив в особняк на улице Лийе, но слуга сообщил, что граф еще не вернулся с приема.
Девушка готовилась ко сну, когда услышала под окном шум. Осторожно открыв раму, Жюльетт увидела Николая, стоящего на газоне.
– Вы с ума сошли? – удивленно прошептала девушка. – Что вы делаете здесь в такое время?
– Я пришел пожелать вам спокойной ночи.
В ответ раздался радостный, с трудом подавляемый смех, от которого у Николая просто закружилась голова.
– Сколько водки вы выпили? – голосом строгой классной дамы спросила Жюльетт.
Он пожал плечами.
– Уйму.
– Я так и думала. А сейчас идите домой.
На его лице отразилось искреннее огорчение. Девушка почувствовала, что Николай тоже хотел ее видеть, поэтому не смог не прийти. Видимо, ушел со званого вечера раньше, чем остальные чтобы прийти к ней.
На фоне освещенной комнаты волосы Жюльетт золотисто-красноватым ореолом обрамляли лицо. Хотя на плечи была наброшена шаль, Николай ясно видел очертания ее тела.
– Спускайтесь вниз, – совершенно серьезно попросил он.
Жюльетт заколебалась, раздираемая сомнениями. Затем покачала головой.
– Идите домой, – повторила она, закрыла окно и опустила портьеру. Затем погасила свет – пусть Николай думает, что она легла спать. Потихоньку раздевшись и накинув ночную рубашку, девушка наконец коснулась головой подушки. Шестым чувством Жюльетт ощутила, что Николай отошел от окна. Несколько секунд спустя она услышала, как за ним захлопнулась створка ворот.
На следующий день слухи о платье, которое было на сестре баронессы Ландель, разнеслись по городу еще дальше. Поток посетителей хлынул, как вода весной. Директриса не знала, как реагировать на просьбы клиенток увидеть это удивительное платье, которое почему-то не вошло в коллекцию. Наиболее отважные посетительницы жаждали его примерить, хотя никто пока не выражал желания носить что-либо подобное в обществе.
Опять послали за Жюльетт, перед которой встали еще более трудные задачи, но ее сообразительность и на этот раз сослужила хорошую службу. Она попросила пятерых девушек-помощниц пройти с ней в кладовую, где они перебрали множество шелков, выдержанных в золотистой, красноватой и коричневой гамме. Некоторые из этих тканей пролежали на складе не один год. Жюльетт вручила девушкам искрящиеся отрезы. Когда они гордо шли по коридору, груда переливающегося шелка вызывала в памяти венецианскую живопись эпохи Возрождения.
– Любой из этих шелков, – говорила Жюльетт, обращаясь поочередно к каждой из клиенток, – можно заплиссировать, – помощницы собирали ткань в складки, взмахивали ею в воздухе. – И тогда создается впечатление свободы. Конечно, у Фортуни свой, секретный метод плиссировки, остающийся тайной. Но, – добавляла Жюльетт, понижая голос до шепота, – у дельфийского платья есть один секрет, который мне удалось раскрыть.
– Какой же? Расскажите!
– Оно без корсета!