— Это уже твои выдумки, — улыбнулся генерал. — Можешь переодеваться. Сюда ты больше не вернешься. Даже если он согласится, мы объясним ему, что после случившегося скандала ты решила переехать из Москвы.

— Думаете, он поверит?

— Иди переодевайся, — нахмурился генерал.

Марина пошла в свою комнату. Уже перед самым уходом она обернулась к Маркову.

— Вы ведь обещали говорить мне всегда всю правду.

— А ты поверила?

— Нет.

— И правильно сделала. Вот когда ты не будешь верить никому, тогда ты станешь профессионалом.

Утром следующего дня Марков неожиданно вызвал Чернышеву к себе. Он был сдержан и как-то неприятно мрачен.

— Получишь сегодня направление на Алтай, — сказал он, не глядя на молодую женщину. — Там есть наш санаторий. Отдохнешь дней десять.

— Я не устала, — запротестовала женщина, — и вы обещали показать мне пленку.

— Пленка никуда не убежит, — он явно был не в настроении, — а приказы у нас не обсуждаются. Позвони матери, скажи, что уезжаешь на неделю. Отдохнешь и вернешься. Самолет через четыре часа. Тебя отвезут в аэропорт.

— Хорошо. — Она вышла, не понимая, что произошло.

На сборы ей дали совсем немного времени. И уже через три часа она сидела в аэропорту, в депутатской комнате, в ожидании своего рейса. Провожавший ее немолодой капитан Зинин, который обычно опекал ее в поездках по городу, сидел в углу, посапывая носом. Она прошла в буфет и попросила стакан чая. Работал телевизор, диктор привычно сообщал официальные сведения. Она задумчиво уставилась в стакан. Затем решительно поднялась и, выйдя из буфета, подошла к дежурной по депутатской.

— У вас есть городской телефон?

— Конечно, — удивилась дежурная. — Рядом, на столике.

Марина прошла к телефону, подумала немного и, решительно встряхнув головой, набрала номер канадского посольства. Телефон довольно долго не отвечал. Затем незнакомый голос сказал по- английски:

— Это канадское посольство. Вас слушают.

Она заколебалась, но все-таки попросила:

— Мистера Робера Фарвелла попросите к телефону.

В ответ секундное замешательство и внезапный вопрос:

— Кто это говорит?

— Это его знакомая.

Снова непонятное замешательство, и, наконец, незнакомец сказал:

— Его сегодня не будет. Может, что-нибудь ему передать?

— Нет, ничего, спасибо.

Она быстро положила трубку и, пройдя к сидевшему Зинину, опустилась рядом с ним на диван. До отлета самолета оставалось еще минут сорок.

Уже сидя в самолете, она подумала, что могла бы расспросить Маркова, чем вызвано подобное срочное направление на Алтай. Но приобретенные за годы обучения навыки уже прочно сидели в ней. Задавать вопросы в их ведомстве не было принято. И если даже нашелся бы смельчак, который рискнул бы задавать вопросы, он с большой вероятностью никогда бы не получил ответа.

На Алтае, в маленьком поселке, даже не нанесенном на карту, был санаторий Первого главного управления. Санаторий — сказано слишком громко. Просто здесь было несколько домиков, разделенных высокими заборами. В стороне стояли корпуса небольшой столовой и медчасти. Как правило, все «отдыхающие», а таковых было не более четырех-пяти человек, оставались в своих домиках, совершая ежедневные прогулки вокруг них или в лес, но с таким расчетом, чтобы не увидеть друг друга. Еду приносили прямо в домик три раза в день. Работали радио и телевизор, приносили газеты.

В самом домике были три небольшие комнаты. Столовая, спальня и кабинет, где имелась небольшая библиотека, составленная в основном из произведений русской и зарубежной классики. В первый день она изнывала от скуки. Во второй — с удовольствием читала знакомого с детства Диккенса и смеялась над похождениями героев Пиквикского клуба. На третий день заметила, что в ее дощатом заборе есть небольшое отверстие, и она с удовольствием подсмотрела, что в соседнем домике живет пожилой человек, лет семидесяти, любивший посидеть перед домиком и покурить трубочку. На четвертый день она рискнула обнаружить свое присутствие. Пожилой незнакомец обернулся и увидел ее довольное лицо между досками забора.

— Вы работаете здесь или живете? — спросил он.

— Живу, — несмело сказала она.

— Тогда лезьте ко мне, — предложил пожилой, — может, нам будет интереснее.

— А можно? — несмело спросила она.

— Конечно, — как-то мягко улыбнулся пожилой, и она поняла, что ничего страшного не произойдет. И действительно полезла через забор.

— У меня в доме есть стул. Можете его вытащить и поставить рядом со мной, — разрешил незнакомец.

Она так и сделала. Минут двадцать они просидели молча, слушая предзакатную тишину, наполненную особыми голосами тревожно поющих птиц, словно предчувствующих скорую гибель солнца.

— Сколько вам лет? — неожиданно спросил незнакомец.

— Уже двадцать семь.

— Уже, — усмехнулся незнакомец, — по-вашему, это много?

— Не знаю. Наверно, не очень. А сколько вам?

Он промолчал.

— Если не хотите, можете не говорить, — с обидой произнесла она.

— Просто вспоминаю, — улыбнулся незнакомец, — я столько раз менял день своего рождения. Кажется, шестьдесят пять. Только шестьдесят пять.

— Только, — засмеялась она.

— В моем возрасте кажется, что ты еще не жил, — подумав, произнес незнакомец, — хотя мне иногда кажется, что я прожил слишком много.

— Разве это плохо? У вас наверняка была интересная жизнь. Вы ведь родились еще до революции?

— Я как-то об этом не думал, — засмеялся незнакомец, — вообще-то да. Конечно, я родился до революции. И еще до первой мировой войны. Представляю, каким Мафусаилом я кажусь такой юной леди, как вы.

— Нет, я не об этом. Я имела в виду события в вашей жизни. Наверно, было много интересного.

— Как сказать, — подумав, ответил ее собеседник, — смотря с какой стороны смотреть.

— А бывают разные взгляды?

— Бывают, — вздохнул он, — бывают очень разные взгляды.

И больше в этот день они не сказали друг другу ни слова. Просто просидели еще минут сорок молча. Сидели и смотрели в сторону леса. На следующий день он постучал в забор сам.

— Вы не хотите со мной прогуляться? — предложил он.