Хантер улыбнулся:

– Ты прав, сынок, и я тебе обещаю, что мы никогда не будем никому принадлежать. А сейчас закрывай глазки и спи. Я люблю тебя.

Хантер склонился над кроваткой и поцеловал сына в смуглый лоб.

– Папочка, – прошептал Скотт, – я хочу быть как ты. – Мальчик повернулся на бок и почти мгновенно заснул.

Хантер стоял у холодного камина в своей спальне. Ложиться спать не хотелось. Он взялся за пряжку ремня, но потом со вздохом опустил руки. Что толку ложиться в кровать, если он все равно не заснет? Хантер достал длинную коричневую сигару и закурил, медленно выпуская дым к потолку, затем стал бесцельно расхаживать по комнате, взъерошивая пятерней волосы. В спальне было душно, поэтому он подошел к открытой двери на балкон, вышел и вдохнул полной грудью влажный воздух, напоенный весенними ароматами. На затянутом облаками небе не было видно ни одной звезды, и хотя уже перевалило за полночь, в неподвижном, без малейшего дуновения ветерка воздухе не ощущалось приятной прохлады.

С балкона Хантер увидел, что в комнате Кэтлин горит свет, отбрасывая неровные блики на расположенный внизу сад. Некоторое время он постоял, глядя на мерцающий огонек и гадая, чем же она занимается в столь поздний час. Но потом погасло и это окно, и дом полностью погрузился в темноту – если не считать последней лампы, горящей возле его кровати. Все спят – все, кроме него. Хантер вздохнул, выбросил в пепельницу недокуренную сигару и вернулся в комнату.

В дверь тихо постучали. Хантер оглянулся и, не двигаясь с места, сказал:

– Войдите.

Кэтлин вошла в комнату и закрыла за собой дверь. Хантер удивленно смотрел, как она идет к нему, он все еще стоял в прежней позе, только рука, лежащая на каминной полке, напряглась. Кэтлин была в одной ночной рубашке, и от одного ее вида сердце Хантера сбилось с ритма. Рубашка из тонкой мягкой ткани бледно-голубого цвета была настолько прозрачной, что почти не скрывала ее тела, хотя и доходила до самых щиколоток, а длинные рукава с кружевными рюшами прикрывали руки до костяшек пальцев. Лиф рубашки украшало такое же кружево, но оно едва прикрывало выпуклости ее грудей, а голубая лента, повязанная под грудью, приподнимала ее, делая наряд еще более соблазнительным. Хантер резко втянул воздух и поспешно отвел взгляд.

– В чем дело, Кэтлин, что тебе нужно?

Кэтлин остановилась рядом с ним. Свет единственной лампы, падающий сзади, превратил ее фигуру в темный силуэт, а волосы, свободно рассыпавшиеся по плечам, – в подобие сияющего нимба.

– Хантер, я хочу с тобой поговорить, – тихо сказала Кэтлин.

– Ну хорошо, – нехотя согласился он, стараясь не смотреть на жену и с преувеличенным вниманием изучая собственную кисть, сжимающую край каминной полки.

– Хантер, – Кэтлин понизила голос до шепота, – посмотри на меня, пожалуйста, я не могу разговаривать, когда ты смотришь в сторону. – Она дотронулась до его щеки, и Хантер повернул голову.

Все еще не двигаясь с места, он мельком посмотрел на ее лицо, а потом взгляд скользнул вниз по ее телу. Наконец Хантер снова посмотрел ей в лицо и хрипло пробормотал:

– Кэтлин, тебе не кажется, что лучше бы одеться?

Кэтлин улыбнулась, не убирая руки с его напрягшейся щеки:

– Хантер, но сегодня очень тепло, а ты – мой муж. Неужели мне так уж необходимо быть одетой в твоем присутствии?

Хантер холодно посмотрел на нее:

– Может, сейчас и тепло, но впредь, Кэтлин, если тебе потребуется что-то со мной обсудить, будь любезна прикрыться для приличия. – Но дело было не в приличиях, и, помолчав, Хантер все-таки высказал то, о чем думал: – Или, дорогая, тебе доставляет удовольствие мучить меня? Уважая твои чувства – или их отсутствие, – я оставил тебя в покое, но тебе этого мало. Ты жестока, Кэтлин. Я не хочу, чтобы ты ко мне прикасалась. – С этими словами Хантер решительно взял ее за запястье, отвел ее руку от своего лица и опустил вниз. – А теперь, если ты сказала все, что собиралась, с твоего разрешения я бы хотел лечь спать.

– Хантер! – Кэтлин шагнула ближе. – Я не хотела тебя мучить, честное слово!

– В таком случае чего ради ты…

Кэтлин заставила его замолчать, приложив пальцы к его губам.

– Ш-ш-ш, я пришла, чтобы сказать нечто важное, и тебе придется меня выслушать. – От волнения у Кэтлин перехватило дыхание, она на миг опустила голову, но потом снова подняла и посмотрела в глаза Хантеру. – Дорогой, я вела себя глупо и прошу у тебя прощения. Я годами заставляла тебя страдать, но если ты мне позволишь, я постараюсь загладить свою вину. Может, меня отчасти оправдывает то, что я тоже страдала, с каждым днем все больше в тебя влюбляясь. – Глаза Хантера расширились, в них промелькнуло недоверие, но он молчал. – Я уже давно пытаюсь набраться храбрости прийти к тебе. Если бы ты знал, сколько раз за последние несколько месяцев я выходила в коридор, но возвращалась, так и не дойдя до твоей комнаты, потому что боялась, что ты меня прогонишь. И если бы ты так и сделал, мне не в чем было бы тебя упрекнуть. Но я решила, что все-таки должна рискнуть, пусть даже я выставлю себя на посмешище. Я знаю, что когда-то ты меня любил и желал, и молю Бога, чтобы твои чувства ко мне еще сохранились.

Хантер по-прежнему молчал, но выражение его глаз снова изменилось. Теперь Кэтлин прочла в них растерянность. Когда он собрался заговорить, Кэтлин опередила его:

– Прошу тебя, Хантер, дай мне закончить, а потом можешь отослать меня прочь, если захочешь. Я уйду и больше тебя не потревожу.

Волнуясь все больше, Кэтлин сделала глубокий вдох, и Хантер невольно заметил, как ее полная грудь