— Не забывайтесь, мисс Кокрейн. Это все я сам, — произнес он с явной гордостью.

— Верю. Но я еще не решила, смягчает ли это вашу вину или, наоборот, усугубляет. А непристойные жесты также были спонтанной импровизацией?

— Что-о?

Взгляд Марты был суров; почувствовав его на себе, король невольно пригнулся.

— Ну вообще-то… вы знаете, это я так, для смеха. Господи, настоящая полиция нравов. Да вы хуже Денизы. Иногда я жалею, что я не там. Жалею, что не остался настоящим королем.

— Речь не о морали, — произнесла Марта.

— Правда? — В глазах короля блеснула надежда. Слово «мораль» и его огорчительно разнообразное практическое содержание он привык ассоциировать с неприятностями.

— Нет, в моем понимании это не что иное, как нарушение контракта. Сексуальное преследование запрещено. И точно так же запрещено поведение, которое может скомпрометировать репутацию Острова.

— А-а, вы хотите сказать, «поведение нормального мужчины».

— Ваше величество, я издам административное предписание, запрещающее вам ухаживать за мисс Гвинн. В ее биографии есть… кое-какие загвоздки.

— О Боже, только не говорите, что у нее триппер.

— Нет, тут другое. Мы не хотим, чтобы люди очень уж интересовались ее историей. Некоторые Гости могут неправильно понять. Ведите себя с ней так, точно ей… э-э-э… пятнадцать лет.

Король раздосадованно вскинул голову:

— Пятнадцать? Если она малолетка, я — Царица Савская.

— Да, пятнадцать, — повторила Марта. — С точки зрения свидетельства о рождении. Давайте порешим на том, что на Острове — НА ОСТРОВЕ — Нелл пятнадцать лет. И в том же смысле, на Острове, вы… король.

— Блин! Я и так король! — вскричал он. — Везде, всегда, хоть в Африке!

Только пока ходишь по струнке, подумала Марта. Королем тебя делают контракт и наше соизволение. Если ты не подчинишься приказу и будешь сослан в Дьепп первым же паромом, никакого вооруженного восстания не будет. Так, мелкая проблема для отдела кадров. Претенденты на трон всегда найдутся. А если монархия очень уж раззадорится, всегда можно вывести на сцену Оливера Кромвеля. Хорошая мысль, кстати.

— Штука в том, мисс Кокрейн, — заныл король, — что она мне всерьез нравится. Эх, Нелл, Нелл… По ней видно, она не просто торговка. Я уверен, узнай она меня получше, нас водой не разольешь. Я бы научил ее говорить по-человечески. Вот только, — опустив глаза долу, он покрутил на пальце кольцо с печаткой, — вот только, кажется, у нас первый блин вышел комом.

— Ваше величество, — произнесла Марта уже менее сурово, — на Острове много других женщин, которые могут вам «всерьез понравиться». Причем подходящих по возрасту.

— И кто же, например?

— Ну, не знаю…

— Не знаете. И никто не знает, как тяжело быть в моем положении. Вечно все пялятся, а ответить взглядом на взгляд не смей, а то потащат на этот ваш… коммерческий трибунал.

— Что ж, есть Конни Чаттерлей.

— Конни Чаттерлей? — изумился до глубины души король. — Она всем гопникам дает.

— Леди Годива?

— Пройденный этап, — сообщил король.

— Я о Годиве-2 говорю, не о первой. Разве я вас не видела на прослушивании?

— Годива-2? — Лицо короля просияло, и Марта узрела «легендарное обаяние», с ритуальной частотой упоминаемое в лондонской «Таймс». — А знаете, мисс Кокрейн, вы просто друг, товарищ и сестр. Нет, конечно, Дениза тоже, — торопливо добавил он. — Дениза — свой парень. Но не все понимает, ну вы меня понимаете. Годива-2? Да, помню, я еще подумал: «Девушка просто класс, то, что надо Хорьку-Корольку». Надо ей звякнуть. Пригласить на капуччино. Вы ведь не…

— Биггин-Хилл, — распорядилась Марта.

— А?

— Сначала Биггин-Хилл. Медали героям.

— И не много ли им медалей, этим героям? А может, пусть Дениза меня подменит, только на сегодня? — умоляюще посмотрел он на Марту. — Нельзя? Ну ладно. В контракте записано, да? Блин, за что ни схватись, все в этом гребаном контракте. Ну ладно. Годива-2. Вы настоящий друг, мисс Кокрейн.

Итак, король вошел, передергиваясь от гнева, а ушел, подпрыгивая от радости. Марта переключила один из мониторов на военно-воздушную базу Биггин-Хилл. Кажись, все нормально: одни Гости толпились перед маленькой эскадрильей «харрикейнов» и «спитфайров», другие играли в компьютерную игру «Воздушный бой», третьи ходили по баракам, что стояли на краю летного поля. Здесь перед их взором представали герои в овчинных пилотских куртках, греющие руки над парафиновыми горелками или играющие в карты, ожидая, пока приказ «На вылет!» не прервет задорные танцевальные мотивчики, звучащие из патефона. Героям можно задавать вопросы и получать ответы, лаконичные и спокойные, как и положено в трудные военные годы. Проще пареной репы. Наше дело правое. Фриц на свою же бомбу сел. Мы им показали. Болтун — находка для шпиона. Затем герои возвращались к своей карточной игре, и пока они тасовали, снимали колоду и раздавали, Гости могли вдоволь поразмыслить о том, что вся жизнь этих людей — азартная игра: судьба когда джокер, а когда — и злорадная Дама Пик. Медали, которые сейчас вручит им его величество, заслужены сполна.

Марта вызвонила своего личного референта.

— Викки, когда из Бэ-Ха позвонят насчет телефона Годивы-2, дайте его, я разрешаю. Но только не первой Годивы — строго второй. Спасибо.

Викки. Это вам не бесконечная череда Сюзи. Не то что у сэра Джека. Первое же, что сделала Марта, заняв кресло гендиректора, — это потребовала называть референтов их подлинными именами. Также она приказала разгородить логово сэра Джека на кофе-бар и мужской туалет. Мебель Губернатора — точнее, ту часть обстановки, которая была сочтена служебной, а не личной собственностью, — раздали по отделам. Бранкузи сэр Джек отстоял. Взамен Дворец вытребовал себе баварские камины, которые теперь служили хоккейными воротами в спортзале.

Марта урезала штат личной обслуги Губернатора, свела его транспортный парк к одному- единственному ландо, а самого сэра Джека переселила в более соответствующее его статусу жилище. Некоторые ее шаги не понравились Полу: он заявил, что приказ приставлять к сэру Джеку только референтов-мужчин — мелочная месть. Были ссоры. Сэр

Джек капризничал, как Виктор, и дулся, как трагический актер, а его телефонные разговоры (оплачиваемые компанией) отличались поистине вагнерианской нескончаемостью. Марта отключила ему телефон за неуплату. Также она запретила ему давать интервью, даже тем газетам, которыми он еще владел. Ему остались мундир, титул и право участия в некоторых формальных церемониях. По Марте, этого было вполне достаточно.

Пререкания из-за прав и привилегий сэра Джека — или секвестров и унижений, как предпочитал выражаться он сам, — помогли завуалировать тот факт, что вступление Марты в должность гендиректора на деле мало что изменило. Замена эгоистической автократии слегка