Они сидели у нее на диване с бокалами в руках. Пол гладил руку Марты со стороны локтевой ямки. Когда он доходил до определенного места чуть выше запястья, на третьем или четвертом разу она тихо взлаивала от удовольствия и выдергивала руку. Зная это наперед, он подождал ее вскрика, а затем ответил:
— Да. Что и требовалось доказать.
— Но как ты думаешь, я, э-э-э, раздражаю своей молчаливостью или вообще что-то из себя строю?
— Нет.
— Точно?
Пол улыбнулся весело и самодовольно:
— Скажем так, я не заметил.
— Что ж, если ты не заметил, это еще ничего не значит.
— Послушай, я же сказал, что нет. Какая тебя муха укусила? — проговорил Пол, видя, что не убедил ее. — Я думаю, что ты… настоящая. И с тобой я чувствую себя настоящим. Тебе этого достаточно?
— Должно быть достаточно, я знаю. — И тут, словно бы переводя разговор на другую тему, она заметила: — За ленчем я поболтала с доктором Максом. — Пол хмыкнул, выражая свое безразличие. — Знаешь торфяник за «Питмен-Хаузом»?
— Ты пруд имеешь в виду?
— Это торфяное болото, Макс. Мы с доктором Максом о нем говорили. Он орнитолог- любитель. Ты знал, что «Сельская мышка» в «Таймс» каждую субботу — это он и есть?
Пол совместил вздох с улыбкой.
— По-моему, это самая неинтересная единица информации, которую я услышал от тебя за все наше время вместе. «Сельская мышка» — ну и имечко для… для напудренного жлоба, который с людьми говорит, как с телекамерой. Ничуть не удивлюсь, если Джефф однажды не начистит ему морду. О да, и какой он про-о-тивный, когда за-а-икается.
— Он нескучный. Человека можно находить нескучным, даже если он тебе не нравится. А он мне вообще-то нравится. Строго говоря, я его обожаю.
— А я не перева-ариваю.
— Неправда.
— Пра-ав-да, о да-а. — Пол вновь потянулся к ее руке.
— Не-а. Он рассказал мне нечто сногсшибательное. Если ему верить, болото спланировали особым образом. Это связано с ландшафтом, с местами посадки тростников, с высотой берегов, с направлением, в котором течет вода. И все для того, чтобы там не садились канадские гуси. Вероятно, они создают проблемы или отгоняют других птиц. Во время ленча там плавала очень красивая дикая утка.
— Марта, — заявил в сердцах Пол, — я знаю, что ты — деревенская девчонка, но мне-то зачем это рассказывать? Доктор Макс готовит для Проекта раздел «Птицы»? Он что, забыл распоряжение сэра Джека: «НА ХЕР ТУПИКОВ!»?
— Я думала, ты завязал с цитированием питморизмов. Думала, ты исцелен. Нет, просто это все навело меня на кое-какие мысли. В смысле… как ты думаешь, мы тоже так устроены?
— Мы?
— Не мы с тобой. Люди вообще. Все эти дела насчет того, с кем у тебя… слаживается, а с кем нет. В сущности, это же загадка, верно? Почему меня привлекаешь ты, а не кто-то другой?
— Мы это уже обсуждали. Потому что я моложе, ношу очки, ниже ростом, меньше зарабатываю и…
— Ладно тебе, Пол. Я тут мысль пытаюсь развить, а ты… Я же не говорю, что моя симпатия к тебе — это… глупо.
— Спасибо. Аж от сердца отлегло. Ну так как, пойдем в постельку? Докажешь на практике.
— Видишь ли, если бы кто-то пытался взглянуть на это все объективно, он мог бы решить, что все это как-то завязано на моем отце.
— Погоди. — Пол и сам не понимал, смешно ему или обидно. — Мы же договорились, что я МЛАДШЕ тебя.
— Во-во. Значит, я, к примеру, не доверяю мужчинам, которые старше. И все такое.
— Это, как ты сама мне сказала не столь давно, дешевенькая психология.
— Прости, — отозвалась Марта. — Или ты скажешь, что являешься противоположностью мужчин, с которыми я встречалась прежде. Или скажешь, что никаких общих принципов просто нет.
— Типа того, что мы оба гетеросексуальны и случайно работаем в одной комнате и НАС СВЕЛА СУДЬБА?
— Или скажешь, что принцип есть, но мы его не знаем или не можем понять. Дескать, некая сила нас толкает, а мы и не замечаем.
— Погоди. Погоди. Стоп. — Вскочив, Пол встал перед ней. Прижал к губам палец, уговаривая ее замолчать. — Дошло. Наконец-то дошло. Наверно, меня сбила с толку идея, будто доктор Безумный Макс в состоянии сказать чтото относительно толковое об отношениях между людьми. Но теперь я просек. Болото — это ты. И ты никак не можешь понять, почему все эти красивые плечистые канадские гуси летят мимо и тебе приходится утешаться глупой серой уткой — то есть мной.
— Нет. Не совсем. Совсем не так. И вообще, утки очень милые.
— Если это правдивая лесть, то, кажется, я ее не переживу.
— Так что ты думаешь?
— Я не думаю. Я крякаю.
— Нет, серьезно.
— Кря-кря.
— Пол, перестань.
— Кря. Кря. Кря. — Он увидел, что Марта еле удерживается от смеха. — Кря.
Гэри Джеймс умел кончать вовремя. Так говорили о нем восхищенные коллеги. Связи у него были отличные, тайну источников он хранил, не ленился трижды перепроверить любую сомнительную подробность и приносил шефу статью, только когда у нее (у статьи) уже лопался на груди лифчик. Было у него и еще одно достоинство — будучи добытчиком и поставщиком историй с «клубничкой», он внешне не походил на такового. Несведущие читатели, как правило, воображали себе неотесанного закоренелого шантажиста, что строчит в блокноте, то и дело похотливо облизывая карандаш; гуманоида в длинном пальто, испещренном пятнами от пива, а скорее всего не от пива вовсе.
Гэри Джеймс носил темный костюм и строгий галстук, иногда дополняя ансамбль обручальным кольцом; он был умен, учтив и почти никогда не давал своим информаторам заметить своего на них давления. Его подход был — или казался — человечным, но деловитым. В его газете стало известно об одной истории, и после обстоятельного расследования была подготовлена статья, которая вскоре будет опубликована; но прежде они хотят, согласно правилам хорошего тона и, более того, по этическим соображениям, сверить информацию с основным действующим лицом. Есть ряд деталей, которые он/она, возможно, захотят прояснить, и, очевидно, газета могла бы вам помочь, когда конкуренты пронюхают о случившемся и — будем смотреть на вещи трезво — подговорят другие стороны изложить дело в ином ключе. Короче, есть проблема, и проблема эта сама никуда не денется, но Гэри Джеймс пришел вам помочь. Вместо того чтобы со значением облизывать карандаш, он
