Торир изобразил на лице великую скуку и перестал вклиниваться в разговор. А вскоре и вообще отошел к ладье, чтобы достать из нее верши. Махнув друзьям рукой, отправился через прибрежное мелколесье на старицу, где, по словам селян, водились крупные пескари.

— Обидел человека. Эх ты, фанатик, — Анна быстро поднялась с песка и скрылась в зарослях.

— Не обращай внимания, Антоша, — сказал Ильин, даже не посмотрев вслед княжне.

— Они чего?.. — спросил старообрядец, многозначительно кивнув в ту сторону, куда ушли викинг и Анна.

— Это уже детали, — поспешно ответил Ильин и перевел разговор на другую тему: — Ты расскажи лучше, как в обстановку здешнюю вписался.

— Вписался! Отвык уж я от ваших словечек за эти месяцы. Плохо вписываюсь — потому и ярюсь на язычников… У них ведь, окаянных, что в заводе: заметят священнослужителя — через плечо плеваться начнут. Даже примета по-ихнему: встретил монаха — к беде. А ведь они и видывали-то его, может, раз в жизни, когда из греков кто-нибудь проезжал… Не иначе, от волхвов эти гнилые словеса идут…

— А что, есть они по здешним местам? — спросил Овцын.

— И-и! Как подальше от больших дорог, так ни одного с крестом на шее не найдешь. А ведьмаки эти в каждой деревне.

— Интересно, — задумчиво проговорил Ильин. — Добр… Святовид, я хотел сказать, утверждал, что он последний хранитель языческой старины.

— Ну петли вязать — это они мастера. Правды у них, что у змеи ног не найдешь.

— Тебя что, били? — соболезнующим тоном спросил Овцын.

— Пытались… Посейчас, наверно, в ушах у них звенит.

Когда вернулись Торир и Анна, Антоний-Иван рисовал на песке церковь, своего рода типовой проект, который он предлагал строить жителям тех селений, что попадались ему на пути.

Викинг глянул на изображение и воскликнул:

— Э, да ведь это почти точное подобие храма Святовида в Арконе. Мы не раз плавали туда из Йомсбурга, чтобы умилостивить богов перед сражением и получить наши знамена, которые во время мира хранились в храме.

— Что еще за Аркона? — с подозрением просил старообрядец.

— Недалеко от устья Одры, где находится Йомсбург, лежит большой остров Руяна, обитают там ваши сородичи, от них я и языку славянскому научился.

— Так как же в христианском храме могут совершаться богомерзкие требы?! — враждебно глядя на Торира, вопросил Антоний-Иван.

— А кто сказал, что он христианский?

— Но это, — старообрядец ткнул носком лаптя в изображение, — есть образ церкви Христовой.

— Да, типичный шатровый храм, — подтвердил Ильин.

— Ничего подобного, — решительно возразил викинг. — Тамошний волхв обвел нас вокруг всего капища, а о храме сказал: эта вытянутая вверх кровля, увенчанная шаром, есть подобие мужского детородного органа и выражает животворящую силу Святовида…

— Тьфу, анафемы! — Пустынножитель передернулся от отвращения. — Божий дом орудию греха уподобили!

— Не горячись, Иван, — опять позабыв новое имя старообрядца, задумчиво сказал Ильин. — Подожди, не дергайся. Я знаешь что вспомнил? То ли при Никоне — вашем гонителе, то ли сразу после него русская православная церковь приняла специальное постановление о воспрещении строительства шатровых храмов…

— Было такое, — буркнул старообрядец, глядя в песок. — Как раз потому и заповедали, что нам, по истинной вере живущим, они особо любы… По-старинному строили.

Ильина охватило возбуждение — он уже знал, что оно означает: вот-вот должно прийти озарение, какая-то догадка осветит новым светом все, что знал доселе, что, может быть, лежало в тайниках памяти как раздробленная мозаика.

И он прямо-таки физически ощутил, как осколки срастаются в единую картину, будто повинуясь некоему магниту.

— Да ведь вы просто-напросто пронесли из дохристианской древности излюбленную народом архитектурную форму! Никон исправлял книги и обряды по греческим и европейским образцам — тогда-то ему и бросилось в глаза резкое отличие народного православия от его, так сказать, первообразца…

— Мы по преданиям святых отцов жили! — раздувая ноздри, зарокотал Антоний-Иван.

— Да не суетись ты, — досадливо отмахнулся Ильин. — Потом будешь свое соответствие доказывать. Не мешай думать.

Торир непонимающе переводил взгляд с одного спорщика на другого. Он, конечно, ничего не уразумел из сказанного. Анна с тревогой смотрела на мужчин, особенно не нравилось ей, что Ивашка то и дело сжимал кулаки.

— Где твоя благостность, Иван? — шепнула княжна. — Ты же монах, а не забияка из питейного…

Эти слова охладили старообрядца. Он утер лоб рукавом и опустился на песок. Сделал вид, что вообще не слушает Ильина. А тот, даже не заметив краткого словесного поединка, продолжал развивать свою новую гипотезу.

— Мы недаром ничего не знаем о зодчестве Древней Руси — ведь оно было деревянным, как и вообще вся народная культура: письмо — я разумею бересту, утварь, мебель… Это княжеская культура, привозная из Византии, была каменной. Те немногие храмы, что дошли от этой эпохи до позднейших времен, все выстроены в византийском стиле. А деревянные, которые мы знаем, достались нам от времен никоновских, петровских… Надо полагать, что предки этих сооружений были куда архаичнее. Василий Блаженный и храм в Коломенском повторяли формы деревянной архитектуры, любезной народу… Она потому и утвердилась, что была связана с вековым культурным опытом… А мы-то, простофили, ломали голову над тем, как выглядели славянские языческие храмы…

— Мне все это до фонаря, — сказал Овцын, щегольнув фразой из ильинского лексикона. — Какая разница…

— Я бы наоборот хотел что-нибудь понять, — заявил Торир. — Но мне не приходилось слышать ни об одном из тех людей, которых ты тут перечислял…

— Не важно, милый мой, что ты не слышал о Никоне и Петре. Их дела бесконечно далеки от твоих нынешних забот, и я не буду утомлять тебя рассказом об этих мужах. А вот ты сказал нечто такое, что перевернуло мое представление о славянской культуре.

— Вот уж великая новость! — пренебрежительно усмехнулся Торир. — Да не только в Арконе я такие храмы видел — по всему Поморью. И в нашей местности Рогаланде есть похожие.

— Слушай, а почему йомсвикинги в славянский храм ходят? — вдруг прервал его Овцын. — Да еще знамена свои в нем хранят.

— Я же говорил вам, что среди нас было очень много славян — ободриты, руяне, глиняне, лужичане, лютичи. Да и все города в той земле принадлежат вашим соплеменникам. На берегу моря, неподалеку от владений датских конунгов — Старград. В лесной стороне — Велеград, который германцы зовут Мекленбургом, неподалеку от него Ратибор. Самый знаменитый из славянских городов — Ретра. Туда можно попасть из Йомсбурга, поднявшись по Одре. Мы ходили в тамошний храм Радигоста — золотого бога, который дает удачу воинам.

— Выходит, и норманнская, и славянская вера — одно и то же? — спросил Овцын.

— Конечно. У нас одни боги с вами, только имена разные. А изображают их одинаково. Ваш Святовид на Арконе — многорукий…

— Как Шива? — сказал Ильин, еще не осознав до конца смысла своей догадки.

— Какой Шива? — удивился Торир. — Я хотел сравнить его с Фрейром, богом плодородия. В Уппсале есть храм, посвященный ему.

— А я говорю об индийском многоруком боге.

— Индийские купцы мне встречались на Готланде — у них еще такие круглые родинки на лбу нарисованы. Ты прав, они тоже принимали наших многоруких богов за своих — ставили перед ними